Между творцом и его творением существует потрясающая гармония. На самом деле, когда вы достигнете того пространства, в котором пребываю я, вы увидите, что творец стал своим творением, что он вовсе не отделен. Он стал деревьями, и птицами, и животными, и горами, и реками, и людьми: Бог стал созданным им миром.
Для меня это самое главное: я неимоверно влюблен в Существование, потому что оно, во всех его формах, является проявлением Бога. Нет ничего низшего, и нет ничего высшего, все едино. «Низшее» и «высшее» нужно соединить – вас веками учили, что «низшее» очень далеко от «высшего», и в результате связь между ними распалась. В вашем существе образовался разрыв, и этот разрыв необходимо преодолеть.
Именно в этом состоит вся моя работа здесь, и я понимаю, почему она так не нравится Морарджи. Он – традиционалист, ортодоксальный индус, без видения, без понимания жизни. Он просто индусский фашист, а мой подход к жизни – это подход индивидуальной свободы: полная свобода индивидуальности.
Индивидуальности не следует препятствовать, если только она не становится опасной для других людей. Пока она не начинает препятствовать свободе других людей, ей не следует мешать. Каждая индивидуальность должна быть собой, и ей нужно предоставить достаточно пространства для того, чтобы она была собой.
Фашистский ум не может этого допустить.
Они уже сделали выводы не в мою пользу. Они не приезжали сюда, не видели того, что здесь происходит. Морарджи Десаи не готов назначить комиссию, чтобы наши люди могли объяснить их так называемым экспертам, что именно здесь происходит, с тем чтобы у них могло сложиться более реалистичное представление. Он не хочет назначать комиссию.
И он говорит, что если я буду настаивать на назначении комиссии, то он ее назначит, но ему хочется, чтобы это никоим образом не пошло нам на пользу, чтобы это даже повредило. Почему? Комиссия должна быть непредвзятой.
И меня не беспокоит, принесет ваша комиссия пользу или вред. Мы славно проведем время, это будет забавно. Мы немного пошутим, вот и все. Меня не беспокоит, окажет мне ваша комиссия поддержку или попытается навредить – мне неважно, что может сделать ваша комиссия.
Однако возможно, что удастся помочь вашей комиссии. Возможно, ее члены начнут думать по-новому; возможно, это окажется для них благословением.
Но политики продолжают считать, что они создают грандиозный порядок. Именно так считает Морарджи Десаи – что он создает в обществе грандиозный порядок, а я опасен, поскольку создаю беспорядок.
Я не создаю беспорядок. Общество уже пребывает в беспорядке. Общество уже умирает, оно прогнило. Вы привыкли к его гнилости и поэтому ее не видите. Просто оглянитесь вокруг. Ну что это за общество? Каждый настроен против кого-то другого, каждый готов вцепиться кому-то в глотку. Все завистливы, насильственны, злы, полны ненависти. Каждый пытается доминировать и тем или иным способом убивать других. И каждый ведет себя самоубийственно. Не видно, чтобы кто-то танцевал от радости, не видно, чтобы кто-то пребывал в состоянии празднования.
Разве может быть еще больший беспорядок? Вся страна страдает от насилия, хулиганства, убийств, вся страна погружена в хаос. И эти люди считают, что я разрушу порядок в обществе.
Я пытаюсь привнести подлинный порядок. Подлинный порядок исходит изнутри, он происходит из понимания. Подлинная дисциплина не та, что навязывается извне.
Именно в этом различие между религиозным и нерелигиозным умом. У нерелигиозного ума бихевиористический, поведенческий подход. Нерелигиозный ум представлен Павловым, Скиннером и подобными им людьми. Теория Скиннера состоит в том, что вы изменяете поведение человека, и тогда как следствие изменяется его внутреннее существо. Религиозный подход другой: измените внутреннее существо человека, и вслед за этим изменится его поведение. Внешнее – лишь тень, это не центр.
Именно этим я здесь занимаюсь. Моя работа в высшей степени религиозна. Она противоречит Скиннеру и бихевиористам. Я не верю, что можно изменить душу человека, изменив его внешнее поведение. Вы можете изменить его внешнее поведение, и он может притворяться, может играть роль, но глубоко внутри он останется тем же самым – потому что изменения на периферии не затронут центр.
Вы можете начать быть простым внешне – можете сбросить с себя одежду, отречься от своего дома – но о чем вы будете думать, сидя в гималайской пещере? Станет ли ваше мышление другим? Как ваш ум может стать другим в результате одного лишь переезда из дома в пещеру? Ум не меняется с такой легкостью. А если ум меняется, то вы остаетесь в уединении даже в толпе, вы пребываете в медитации даже на рыночной площади.
Я пытаюсь заставить людей понять, что изменения, подлинные изменения приходят изнутри и распространяются вовне. Но они боятся, что я могу создать хаос.
Хирург, архитектор и политик спорят о том, какая из их профессий древнейшая.
– Моя, – заявляет хирург. – Она возникла, когда Бог удалил у Адама ребро, чтобы создать Еву.