Секрет черной книги

– Нет, я с тобой. Что мне, старухе, скрываться? Прожила уже жизнь. А тебе могу понадобиться.

Ничего не сказал Петр. Но его молчание Лукерья приняла за согласие и, перекрестившись, отправилась с ним.

Лукерье тот путь от страха показался слишком коротким: вот только успели они выйти из деревни, а вот уже и мельница замаячила впереди страшным остовом. Повернуть бы назад, да Петр ее вперед тащит. Для него, торопившегося, путь, напротив, показался излишне долгим. А вдруг ошибся он? А вдруг опоздал?

Не ошибся. Успел. Дверь хоть и закрыта, да окно – отворено, чтобы свет луны падал в него.

– Ты жди здесь, снаружи, – попросил Петр Лукерью. – Не ходи, что бы ни происходило. Биться с ним буду.

– Я пойду вместо тебя! Я старуха, а ты – молодой парень. Тебе еще жить и жить.

– Некогда споры вести, Лукерья. Я знаю, как совладать с колдуном, сам из того теста замешан.

Сказал это Петр, вытащил ладанку, поцеловал ее и вошел на мельницу. Колдуна, принявшего обличие молодого парня, увидел он сразу: тот сидел за столом над раскрытой книгой, но не читал, а будто ждал гостя.

– Пришел… – медленно развернулся он к Петру. Лицо – молодое, безусое, а в глазах – мертвый холод. С мгновение смотрел колдун на застывшего в дверях гостя, а затем ударил – первым, сильно, так, что Петр пошатнулся. Набрался колдун молодой силы. Справится ли с ним Петр?

Страшный вышел бой, бились не на жизнь, а на смерть. Колдун не сдавался, перевоплощался из одного убитого им парня в другого, каждый раз черпая новые силы. Петру приходилось нелегко, не раз и не два случалось, что думал: вот конец ему настал. Да только сил придавали мысли о дочери любимой, каждый раз ее образ всплывал, едва Петр готов был сдаться. Ладанка на его груди будто теплом напитывалась, согревала, и вставал молодой ведун вновь с колен. Бились ночь почти до петухов, ослаб значительно колдун, но и Петр тоже выбился из сил. Если бы простой человек видел их битву со стороны, увидел он просто двух стоящих напротив человек с застывшими друг на друге взглядами, бледными, посеревшими от усталости и напряжения лицами, испариной и печатью смертельной усталости на челах.

Чувствовал Петр, не справиться ему. Не дотянет до первых петухов. Колдун хоть и ослаб значительно, да молодой ведун уже почти повержен. И не мудрено: бился один, почитай, против шестерых. Даже ладанка стала на его груди холодеть. А колдун уже обратился Марфой, протянул к упавшему на колено Петру руки, улыбнулся змеиной улыбкой: