Секрет_долголетия

«Леший знает, кто и зачем выдумал вас, женщины! Если только для того, чтобы было кому досаждать мужчинам, не давать им покоя, терзать их грешные души, то это, видно, был самый зловредный пакостник, и он заслужил, чтобы его жарили в пекле на самой горячей сковородке.

Подумать только, сколько приходится страдать несчастным мужчинам! Какое ангельское терпение надо иметь, чтобы выносить женские капризы и придирки! Просто в голове не укладывается, какая страшная жизнь была у турецкого султана, имевшего на своей шее целый гарем, и как тяжело пришлось бедняге Соломону Мудрому, у которого, говорят, было на хозяйстве семьсот жен и триста наложниц!

Шутка сказать, этакая орава! А ведь у каждой, поди, был свой характер, свои заскоки, свои повадки!

Вот у меня, грешного, слава богу, одна-единственная жена, и то я порой не знаю, как с ней сладить».

Эти мысли посетили Шмаю именно тогда, когда он стоял на краю виноградной плантации, протянувшейся от самого Ингульца и взбегавшей террасами чуть ли не до горизонта. Он привычными движениями подхватывал верейки с сочными гроздьями винограда и грузил их на автомашины, которые выстроились вдоль каменной ограды, отделяющей виноградник артели от дороги. Женщины и девчата, языкатые и шумливые, со всех сторон тащили к нему полные до краев верейки и подмигивали: мол, давай быстрее, а иные кричали еще издали, махая платками:

— Эй, «тяжелая индустрия», не отставай, давай веселее!

«Тяжелая индустрия»… Это еще что за новость?

— Такое, видать, у меня счастье, — вздыхает Шмая, — присобачат мне какое-нибудь прозвище и как гвоздь в доску вгоняют. Навсегда, навеки! Так было с «разбойником», а теперь, с некоторых пор, пошла в ход эта самая «тяжелая индустрия»…

Было время, когда я в одиночку ходил по усадьбе с топором, молотком, пилой и хозяйничал. Тут надо крышу починить, там забор поставить, здесь досок напилить, там проложить трубы к плантации, чтобы не бездельничали воды Ингульца, а поливали бы участки, когда солнце безбожно сушит землю. Мало ли работы в таком большом хозяйстве! Приходилось и плуги ремонтировать, и бороны, подковывать лошадей, которые не хотели бегать по нашему каменистому грунту босиком.

Стал я мастером на все руки. В самом деле, не будешь же каждый раз вызывать из соседних сел, из Херсона и Днепропетровска столяра, слесаря, механика, когда есть на месте Шмая-разбойник, который за все берется и у которого, как говорят люди, все получается неплохо.

Вот и дали мне тогда еще одно прозвище: «тяжелая индустрия».

Дела у нас чем дальше пошли веселее, виноградник буйно разросся, и помаленьку мы дошли до того, что стали миллионерами. Появилась у нас свободная копейка, стало быть, можно теперь и строить. Тогда наши правленцы выделили большую группу крепких хороших ребят и сказали: «Вам и карты в руки, стройте! Постепенно войдете во вкус, и дело у вас пойдет как по маслу. А если сначала получится у вас не совсем так, известно ведь: первый блин комом. Второй пойдет лучше!»

И вот в один прекрасный день вызывает меня Овруцкий и говорит:

— Ну, «тяжелая индустрия», хватит тебе кустарничать. Раньше не по праву присвоили тебе это звание, а теперь оно будет в самый раз… Выделили тебе группу орлов. Сам подучись, их научи и действуй…

Тут уж я не выдержал и говорю:

— Спасибо за высокую честь, но сколько живу на свете, я не любил быть начальником. Всю жизнь я был простым ремесленником, простым солдатом, выше ефрейтора не поднимался. Вот и хочу рядовым или ефрейтором остаться. Для меня этот чин в самый раз!

— Э, брат, так дело не пойдет! — сказал Овруцкий. — Плох тот солдат, который не стремится стать генералом!.. Выходит, зря мы тебя посылали в область на курсы строителей? Да к тому же ты знаешь, сколько нам теперь строить придется…

Ну что ты скажешь? Попался! Придется подчиниться. Знал бы, с какой целью меня посылали на эти курсы, разве поехал бы? Да ни за какие блага!

С тех пор и пошло! Зимой, летом, осенью, весной строим. И столько понастроили за эти годы, что колонию «Тихая балка» следовало бы уже переименовать в «Гремучую балку». Не узнать наш поселок! От построек, что остались нам в наследство от Цейтлиных, вы здесь уже почти ничего не найдете. Душа радуется, когда смотришь на новые каменные коровники, конюшни. А клуб, детский сад, контора! А одна винодельня чего стоит! Прямо с плантации везут сюда, под прессы, виноград! И такое вино у нас получается — пальчики оближешь!..

Да, были времена, когда на меня иные колонисты смотрели, как на приблудную овцу. Посидит, мол, на крыше, потом отдохнет, наберется сил и прощай, «Тихая балка»! Прибился, мол, человек к чужому берегу и живет временно, приймаком. Трудится, правда, старательно, но это не настоящий потомственный колонист-виноградарь, который обеими ногами стоит на земле, врос в нее душой. Что с такого возьмешь?..

Правда, это меня глубоко обижало, но я виду не подавал.

А теперь совсем другое дело! Кто посмеет сказать, что я не стою обеими, ногами на земле? Хотя на земле я мало стою, больше стою на лесах и сижу на крышах, на стропилах…