Секрет долголетия

Мне хочется еще отметить, что, обличая кого следует, высмеивая и вытаскивая «за ушко, да на солнышко» тех. кто этого заслуживает, «Крокодил» не рычит, не щелкает зубами, не проглатывает заживо, проливая при этом знаменитые «крокодиловы слезы». Отнюдь нет. «Крокодил» борется с нечистью активно и непримиримо, но всегда вежливо и культурно. Он никого не обзывает нехорошими словами, не грозит прокуратурой и судебными карами, а применяет другие, иногда не менее действенные «меры пресечения». Оружие «Крокодила» — это слово и рисунок, заряженные смехом всех видов и оттенков: журнал едко иронизирует и гневно бичует, добродушно подшучивает и ядовито высмеивает, весело улыбается и саркастически разоблачает, дружески пародирует и беспощадно разит — словом, использует все краски своей сатирико-юмористической палитры.

* * *

Доброе и полезное дело сделал Исаак Павлович Абрамский, бережно сохранив и собрав воедино страницы крокодильской истории — свои воспоминания о разных днях и годах «Крокодила», о его повседневных делах и отдельных необычных редакционных затеях, о его художниках, поэтах, литературных работниках, темистах.

В своеобразии индивидуальных черточек и характеров вырисованы им фигуры редакторов разных периодов начиная с основателя «Крокодила» — могучего «батьки» Еремеева.

В дружеских шаржах, публикуемых на этих страницах, первые редакторы журнала изображены такими, какими они мне запомнились, и идут, разумеется, в той последовательности, в какой они сменяли друг друга на своем беспокойном посту.

Мы узнаем о многих любопытных эпизодах и случаях крокодильского житья-бытья, об остроумных редакционных находках, о встречах с интересными людьми.

За плечами у нашего «Крокодила» славное прошлое, с честью пройденный боевой путь. Думается, что немалые успехи на сатирической службе советскому народу ждут его впереди. Так пусть же неусыпно стоит он на своей крокодильской вахте. Пусть будут его глаза всегда молодыми и зоркими, зубы — острыми и крепкими, вилы — нержавеющими, удары — меткими.

Пусть пополняющие коллектив журнала молодые художники и фельетонисты становятся, в свою очередь, старожилами. И пусть запоминают всё. В том числе пусть помнят и пас, первокрокодильцев.

И. П. АБРАМСКИЙ

ДОЛГОЖИТЕЛЬ С ВИЛАМИ НАПЕРЕВЕС

МАСТЕРА

Говорят, что злободневность вызывает к жизни рисунки, быстро стирающиеся в памяти современников. Достаточно просмотреть старые комплекты «Крокодила», чтобы убедиться, насколько ошибочно бывает порою такое мнение. Многие рисунки живы и сегодня, по-прежнему злободневны и «работают» в полную силу.

Вспоминаю один из первых рисунков Михаила Черемныха в «Крокодиле»: товарищ Литвинов предлагает Антанте закурить «трубку мира». «— Извините, некурящие!» — отворачиваются буржуазные дипломаты. А вот тоже один из ранних рисунков Дмитрия Моора — «Магнитная аномалия»: стремясь погреть руки на эксплуатации наших природных богатств, целые косяки предприимчивых дельцов стремительно несутся, притягиваемые курским магнитом. Подпись под карикатурой Ивана Малютина «В пустынных степях Аравийской земли» звучала так: «Англия (Америке): —Давайте выдадим друг другу мандаты на эту нефть. Пусть это послужит смазочным маслом для нашей дружбы. Месопотамия: — Как бы не пришлось вам скорее смазывать пятки этим маслом…» Думаю, вы согласитесь, что рисунки эти, сделанные в первый год существования «Крокодила», успешно выдержали проверку временем.

Моор, Черемных и Малютин — «три кита», создавшие художественное лицо нового журнала. Вспоминаю, как до глубокой ночи засиживались мы в редакции, работая над макетом очередного номера журнала. За большим круглым столом мы обсуждали темы рисунков. Черемных делал набросок, он переходил к Моору, дорисовывавшему только что придуманные детали, потом попадал в руки Малютина, вносившего свои поправки. И только после этого его внимательно разглядывал, попыхивая своей знаменитой трубкой, К. С. Еремеев.

Мы жили с Черемныхом в одном доме РОСТА на Малой Лубянке, 16. Помнится такой случай. Утром я должен был захватить в редакцию два заказанных ему рисунка — цветной страничный и черный, штриховой. Когда я позвонил Черемныху, что спускаюсь к нему за рисунками, он замялся и попросил задержаться минут на десять — пятнадцать… Вечером он, улыбаясь, рассказал мне, что о штриховом рисунке забыл, а сделал его и обвел тушью за четверть часа. Между тем рисунок получился отличный.

Это Черемных в 1920 году взялся перестроить бой кремлевских курантов на Спасской башне и научил их вызванивать «Интернационал» вместо «Коль славен». Однако острое чувство нового, жившее в художнике, никогда не умаляло его влюбленность в классическое искусство, которое он отлично знал. В мастерской художника висела цветная репродукция его любимой «Сикстинской мадонны» Рафаэля. Часами просиживал Михаил Михайлович над копиями с Рубенса…