Секрет государственной важности

— Маньчжуры пришли на переговоры с большим войском, это известно всем, и взяли Нерчинск в кольцо своих солдат. Подпись Головина — результат прямого нажима вооруженных сил. И это главное. — Силантьев поднял палец. — Ничем иным маньчжурские правители не смогли бы обосновать свои притязания… Признайтесь, что тогдашнее желание Китая обладать Приамурьем — недостаточное основание в межгосударственных переговорах.

— Но тяготение проживавших там мелких племен?..

— Понимаю, понимаю, — нетерпеливо кивнул профессор, — но ведь дело в том, что тяготения к Китаю на большей части уступленной по Нерчинскому договору территории вовсе не было… Исконные земли китайские… Выдумка-с! И все дальнейшие договоры и соглашения с ними касались не традиционных областей расселения русского и китайского народов, а вновь присоединявшихся к Русской и Китайской империям территорий, населенных местными кочевыми и полукочевыми племенами. Вот моя точка зрения, господа.

Профессор устал от такой длинной речи. Однако немного погодя он добавил:

— Если хотите знать, соглашение с Россией об Уссурийском крае было выгодно китайцам. Проникновение Англии, Франции и других государств в Приамурье таило опасность не только для русских на Тихом океане, но и для Китая. Китайский народ никогда не претендовал на эти земли. Трагично, господа, что иногда от имени народа говорятся вещи, о которых народ и не думает.

Воцарилось молчание. Рука японца, лежавшая на столе, сжалась в кулак. Потом, будто и не слыша доводов Силантьева, он монотонно, словно заученный урок, произнес:

— Один из ученых говорит, что все земли Дальнего Востока до берегов Ледовитого океана принадлежали раньше китайцам.

— Говорить, батюшка, можно все, — живо откликнулся профессор. С узлом на спине, с длинным сухим носом, он был похож на старого взъерошенного ястреба. — В тысяча девятьсот тринадцатом году они говорили, что китайский монах Хуэй Шень открыл Америку за тысячу лет до Христофора Колумба. И доказательства нет, а говорили. — Профессор пожевал губами. — А хоть бы и так? Пусть бы и китайский монах открыл Америку. Ну и что? А вот русские в Амурский край пришли триста лет назад и обосновались здесь крепко, и ничьи кривотолки не помогут-с. Так-то, милостивые государи.

— Господин профессор, — сказал японец, вынимая сигареты, — нам многое понятно, мы уважаем ваше мнение… Но одно непостижимо. Как вы, которого большевики разорили, погубили семью, можете играть на руку красным комиссарам? Мы хотим дать законное право китайским властям приобщить Дальний Восток, тогда он не достанется Советам, а вы обретете на этой земле покой и почет на склоне лет.

— Ваше заключение будет хорошо оплачено. Мы понимаем, что это большой труд, — добавил Меркулов.

— Советы, красные комиссары… Прошу вас не курить, господин Ямаги! — закашлявшись, крикнул профессор. — Как вы можете… Вы хотите, чтобы я помог отнять у России землю, облитую кровью и потом предков! Это непонятно и странно. Зачем мне, старику, жизнь, если страну, которой я отдал все свои силы, растерзают на части! Зачем путать понятия я против большевиков, но я за Россию. А вы, почтенный господин Ямаги, вы, простите, просто комичны в роли заступника Китая.

Гости нервничали. Строптивость больного ученого была для них неожиданна.

— Поверьте, — нарушил неловкое молчание Меркулов, — у меня одно желание — служить народу, общему благу, так сказать. Приамурье должно быть наконец счастливым.

— Да-да, хорошо-хорошо, — подтвердил, кланяясь, японец. Внешне он сохранял дипломатическую сдержанность или обладал верблюжьей дозой спокойствия.

Силантьев посмотрел на обоих с откровенной иронией. Надев очки, он подошел к книжной стене и вынул оттуда скромный томик в коричневом переплете.

— Чехов, — сказал он. — Всего одна фраза, господин Меркулов, не возражаете? — Профессор полистал страницы. — Вот, прошу вас: «Желание служить общему благу должно непременно быть потребностью души, условием личного счастья: если же оно проистекает не отсюда, а от теоретических или иных соображений, то оно не то». Забавно! Не правда ли?

Силантьев поставил книгу на место.

— Надо учитывать повелительные обстоятельства, — поморщился Меркулов, — что необходимо, то и справедливо.

— Какие могут быть повелительные обстоятельства в вашем болоте? — тотчас парировал профессор. — Простите, не соображу.

— Пойдемте, дорогой Ямаги. — Меркулов сердито оперся о подлокотники кресла. — Проще договориться с репортером. За сто иен он поставит вверх тормашками всю историю от сотворения мира и докажет все это как дважды два — четыре… А вас, профессор, прошу помнить, что наш разговор — государственная тайна.

«Ты смахиваешь на императора, но ты ноль, — думал, провожая визитеров, Леонид Иванович. — Подумаешь, правитель земли русской! Сытенький, кругленький ноль…»

Профессор тщательно застегнул на все пуговицы брюки, поднял подтяжки, оправил платок и вернулся в библиотеку.

Глава девятая ЧЕЛОВЕК—НЕВИДИМКА