Теперь Назри понял, почему ему ничего не сказали в офисе. Сотрудникам компании было велено не отказывать прямо тем, кто приходил за финансовой поддержкой, но и окончательного ответа не давать, а тянуть кота за хвост, в конце концов вынуждая просителя — а их в Дамаске множество — отступиться.
Но здесь был совсем другой случай. Для начала Назри представил себе зависть братьев, увидевших его имя в списке жертвователей — выдающихся деятелей политики и культуры; затем лица своих учителей, утверждавших, что Назри Аббани ежедневно позорит арабский язык своей безграмотной речью. Ему даже захотелось пригласить самого ненавистного из своих наставников — шейха Рашида Думани — на церемонию открытия.
— Хорошая идея, — ответил он Фарси. — Думаю, смогу быть вам полезен. У меня есть только что отремонтированный дом на Багдадской улице, который я на ближайшие десять лет безвозмездно передаю в ваше распоряжение. По истечении этого срока аренда станет платной, если только школа не согласится выкупить его у меня. Главное, чтобы и через десять лет дом находился в том же безупречном состоянии, что и сегодня. Как вам мое предложение?
— Я не нахожу достойных слов благодарности, — прошептал Фарси, и его глаза увлажнились.
Назри равнодушно наблюдал за внезапным эмоциональным порывом этого, как ему до сих пор казалось, бесчувственного человека. Кроме особняка на Багдадской улице, у Аббани пустовало еще четыре дома. И если таким образом Назри сможет снискать себе славу, то путь к ней лежит отнюдь не через науку, а значит, он был тысячу раз прав, когда пренебрегал школой.
— У вас достаточно педагогов и учеников? — поинтересовался он, чтобы нарушить гнетущую тишину.
— Педагогов — да, а вот учеников придется набирать по всей стране, — отвечал Фарси. — Только лучшие из лучших достойны места в нашей школе. Скоро она будет греметь на весь мир, ведь наш ориентир — легендарный Ибн Мукла. Юноши из всех арабских стран приедут к нам учиться. Эта школа сделает Дамаск одним из центров ислама. Когда я могу осмотреть здание?
— Осматривать особенно нечего, поскольку речь идет о современном европейском доме, — развел руками Аббани. — На первом этаже семь комнат, на втором и третьем по пять. Кроме того, на каждом этаже имеется кухня, две ванные и два туалета. Вы уже сегодня можете подписать договор у моего управляющего. Я позвоню и распоряжусь. Когда вы думаете начать занятия?
— Даст Бог, в мае, но церемония открытия планируется уже на март. С февраля мы начинаем набор, а потом разошлем приглашения. — Каллиграф сделал паузу и обернулся. — Салман! — На зов явился тот самый юноша, что угощал Назри кофе. — Сбегай к Караму и принеси нам два кофе.
— Нет-нет, благодарю, — заулыбался Аббани. — Я должен буду скоро вас покинуть, и там, куда я направляюсь, мне тоже придется пить кофе. Огромное спасибо, на сегодня мне достаточно. Могу ли я поговорить с вами с глазу на глаз, мастер Хамид? — Назри поднял глаза на лопоухого юношу.
— Мы можем пройтись, — предложил Фарси. — В квартале Салихия есть несколько кафе, которые в это время уже открыты.
Десять минут спустя они сидели в кафе «Аль-Амир».
— Дело касается одной женщины, молодой вдовы, — начал Назри, после того как угрюмый официант поставил на стол две чашки дымящегося кофе. — Она похитила мое сердце, и теперь мне нужно письмо и ваша помощь. Я знаю, каким магическим действием обладают ваши работы. Никто не сделает этого лучше вас.
— Сколько лет женщине? Она богата? Читает ли она стихи?
— Видите ту продавщицу в магазине текстиля? — Назри показал в окно. — У нее такая же фигура. Но лицо намного нежнее… Это лицо прекрасного юноши. Насчет стихов я ничего не знаю.
Каллиграф посмотрел в окно.
— Ну, эта тоже ничего, — усмехнулся он.
Но Назри покачал головой и принялся описывать, насколько эротичнее выглядит его избранница в сравнении с продавщицей. Он перечислял детали внешности, говорил о манере двигаться и особой ауре, окружавшей эту женщину. Он объяснял, что почувствовал сразу: она никогда не знала удовлетворения в постели.
— Это хорошо видно, — продолжал Аббани. — Вот у продавщицы, к примеру, с этим все в порядке.
Хамид пытливо вглядывался в витрину и никак не мог взять в толк, из чего его богатый клиент сделал такое заключение.
— Это письмо, как и другие в ближайшие десять лет, я подготовлю для вас бесплатно, — великодушно пообещал каллиграф.
Назри немедленно позвонил Тауфику и объяснил, что отныне он меценат и дом на Багдадской улице на ближайшие десять лет безвозмездно передается школе каллиграфии. Он думал, на него обрушится взрыв протестов, однако Тауфик отреагировал спокойно.
— Звучит неплохо, — засмеялся он. — А кто еще участвует в этом деле?
И когда Назри нарочито громко принялся перечислять самых известных в городе людей и упомянул о мраморной доске, где его имя будет в числе первых в списке жертвователей, Тауфик испугался, что его хозяин пьян.
— Мой управляющий ждет вас, — улыбнулся Назри, вернувшись к каллиграфу.