Секрет каллиграфа

Однако дедушка Хамида боготворил жену и, будучи человеком не без чувства юмора, терпел все ее чудачества. Когда он, что случалось не чаще одного раза в год, целовал ее, бабушка ругала его по-французски, потом театрально вытирала рукой щеку и поправляла платье, словно на что-то намекая.

В то время для нее никого не существовало, кроме младшего сына Аббаса. В драме ее жизни ему отводилась главная роль, остальные были не более чем статистами. Бабушка боролась со старостью из последних сил, не понимая всей нелепости этого сопротивления. Пожилая дама красилась, как легкомысленная молодая особа, накладывая яркий макияж на морщины. Косо обведенные красной помадой губы делали ее похожей на клоуна. Но Аббас умел повернуть себе на пользу и старческие слабости, и любовь бабушки Фариды. До конца ее дней он поддерживал ее во всем, словно не замечая того, чтó она творила.

— А вот и дядя Аббас, чертов бабник, — презрительно прошептал Хамид, переводя взгляд на смеющегося молодого человека.

Он единственный фотографировался тогда не в костюме, а в элегантном белом жакете, накинутом поверх темной рубашки навыпуск. Его рука лежала на плече матери Хамида, которая смотрела на него, как на своего жениха.

Через год после смерти мужа бабушка Фарида подхватила лихорадку и внезапно последовала за ним. Не прошло и трех лет, как дядя Аббас разорил их магазин. Он пристрастился к алкоголю и бежал из Дамаска, спасаясь от преследований фанатиков-мусульман. Дядя Аббас умер нищим в Бейруте. Там его похоронили в безымянной могиле, потому что никто не хотел перевозить его тело в Дамаск.

Отец Хамида не сомневался, что Господь примерно наказал всех его врагов. В то время он уже стоял на пути безумия, и его мозг был окончательно одурманен суевериями.

«Удивительно, до чего опустилась моя семья за три поколения, — думал Хамид. — Я последний из Фарси в Дамаске. И где мне суждено окончить свои дни? В тюрьме». Один из охранников говорил ему, что он тоже представитель третьего поколения некогда могущественного сирийского клана. И куда забросила его судьба? Туда же. Третье поколение разрушает то, что было заложено первым и построено вторым. Похоже, это закон.

Хамид Фарси еще раз взглянул на фотографию. Что сталось с его тетями? Он не знал. После распрей из-за наследства они потеряли связь с семьей. Попытки его матери затеять судебный процесс с их участием успехом не увенчались.

Тогда фотограф выстроил их всех возле большого фонтана, так любимого дедушкой. Хамид вспоминал, что в его бассейне впервые увидел плавающих рыб и это зрелище привело его в восторг.

Тот особняк стоял до сих пор. Три года назад Хамид побывал там. Внутренний двор словно ссохся, по сравнению с тем, каким он его помнил. Каллиграф попросил у приветливого хозяина разрешения осмотреть дом своего детства, и тот пригласил его на чашечку кофе.

О семействе Фарси этот чиновник таможенной службы не знал ничего. Он купил имение у одного маклера, который не хотел вводить его в подробности истории разорения предыдущих владельцев. Ему этот дом тоже принес несчастье, рассказывал маклер. Его сын удавился по неосторожности, играя на апельсиновом дереве. После этого случая новый хозяин спилил все деревья. Теперь он хочет продать особняк, чтобы купить просторную квартиру для себя и своей жены где-нибудь в Новом городе. Что скажет на это Хамид?

Но Хамида не заинтересовало его предложение.

6

Над южной частью города прогремел гром, и дождь усилился. Лампочка замигала. Хамид встал и предусмотрительно зажег свечку.

Теперь он разглядывал лицо своего отца, словно прикрытое маской из дубленой кожи. Таким неживым было оно и в день похорон дедушки, и на первой свадьбе Хамида. Корпел ли отец над своими каллиграфиями, завязывал ли шнурки — он всегда сохранял это выражение.

Хамид помнил день, когда показал ему свою первую работу. Тогда ему было девять или десять, и он уже несколько лет втайне от родителей занимался каллиграфией. Он мог забыть об играх и даже о еде, но не проходило ни дня без многочасовых упражнений.

Отец побагровел от гнева и зависти, когда сын представил ему стих, выполненный стилем «тулут». Мальчик и не подозревал, что выбрал самый сложный шрифт, которым владели только настоящие мастера. Его отец — нет.

— Ты это списал, — процедил Ахмад Фарси сквозь зубы, после чего вернулся к оформлению рекламной афиши для какого-то индийского фильма.

Нет, отвечал мальчик. Он придумал все сам. Это стихотворение они учили в школе, и теперь он хочет подарить его отцу.

— Списал, — упрямо повторил отец.

Он отложил в сторону перо, которым только что заполнял краской чернильные контуры букв, и медленно встал. В этот момент Хамид понял, что будет избит, и попытался прикрыть голову.

— Лжец!

Посыпались удары, но мальчик продолжал настаивать на своем.

— Это сделал я! — закричал он, прежде чем попросить пощады.

Он звал мать, но та, лишь на мгновение появившись в дверях, покачала головой и удалилась.

— Этого не может быть, даже мне такое не под силу, — пыхтел от возмущения отец. — Где ты списал это стихотворение?