Секрет каллиграфа

Мальчик изучал у Серани не только технику каллиграфии, но и искусство приготовления чернил и перьев, а также геометрию, симметрию, перспективу, учение о гармонии, соотношении света и тени и многое другое. Важное место мастер уделял истории каллиграфии и разновидностям арабского шрифта. А когда выпадала свободная минутка, Серани протягивал Хамиду Коран или сборник арабской поэзии.

— Вкуси сладостей языка, — говорил он.

7

Серани был скуп на похвалы, однако неизменно вежлив со всеми. День-деньской его ателье гудело как улей. Кроме подмастерьев, помощников, посыльных и клиентов, сюда приходили сыновья самых влиятельных дамасских кланов. Искусство арабского шрифта, наряду с верховой ездой, считалось обязательной частью образования аристократа.

Хамид учился прилежно. Мастер снисходительно относился к его ошибкам, гораздо больше его раздражали неудачные попытки их замазать или подретушировать. Особенно ненавидел Серани, когда кто-то подчищал кляксы лезвием.

— То, что нельзя подправить языком, нужно переделать, — говорил он.

Сам он никогда не прикасался к бумаге ножом, однако мог слизать только что оброненную кляксу, и делал это молниеносно. Хамида поначалу удивлял и смущал этот метод, которым пользовались в ателье все. Однако практика и многочисленные эксперименты убедили мальчика в его эффективности. Позже он узнал, что так поступают все каллиграфы, если ошибка или помарка достаточно свежая. Шутили, что каллиграф может считать себя опытным не раньше, чем выпьет банку чернил.

Тот, кто подчищает пятна лезвием, не уверен в себе, полагал Серани. А отец царапал почти каждую бумагу.

Серани никогда не считал времени, потраченного им или кем-либо из его сотрудников на каллиграфию. Он считал, что они работают для вечности. С такими установками мастер не мог разбогатеть за счет своего искусства. Зато его шедевры украшали лучшие мечети, дворцы и самые высокие кабинеты города.

Серани никогда не отправлял Хамида к себе домой с поручениями. И годы спустя тот понятия не имел, где живет учитель. Мастер держал Фарси на особом счету и не хотел унижать его работой посыльного.

Мальчика на побегушках звали Исмаил, и он по нескольку раз в день наведывался в дом каллиграфа: выполнял поручения его жены и приносил Серани обед в матбакии. Исмаил рассказывал Хамиду, как скромно живет их хозяин.

Серани был настолько строг, что за десять лет ни разу не выдал никому из своих учеников свидетельство мастера каллиграфии. Многие из них уходили обиженными и навсегда оставляли ремесло. Другие открывали свои ателье и трудились там кто более, кто менее успешно, не нуждаясь ни в каких свидетельствах.

Хамиду тоже ничто не давалось даром. Помимо собственных многочасовых упражнений, он должен был помогать в работе другим, потому что Серани отдавал предпочтение коллективному творчеству. Он повторял, что европейцы осваивают свои искусства в одиночку, потому что каждый мнит себя центром Вселенной. Но это убеждение неверных, считал Серани. Мусульманин знает, что он — лишь часть целого, и поэтому каждая выполненная в мастерской каллиграфия — общее дело.

Обязанности были несложными, но требовали терпения и настойчивости. Хамид обладал этими качествами в полной мере. И когда он, выжатый как тряпка, падал ночью в постель, он ни на минуту не забывал, что его работа — рай по сравнению со школой. В мастерской Серани все разговаривали друг с другом тихо и редко кого из учеников ругали или били. Лишь один раз Хамид заработал подзатыльник от старшего ученика Хасана, когда опрокинул большой сосуд со свежеприготовленными чернилами. Тогда Хасан показал себя хорошим товарищем. Хотя он и позволил себе распустить руки, но не выдал Хамида мастеру. Ему пришлось потратить еще несколько часов на приготовление смеси по рецепту алхимиков древности. Он добавил в воду гуммиарабик, сажу и жженые лепестки розы, перемешал, профильтровал и снова выпарил, пока не получилось что-то вроде мягкого теста. И все это осторожный подмастерье делал тайком, чтобы хозяин ничего не узнал об оплошности Хамида. Когда спустя три дня Серани спросил чернила, они были готовы и даже ароматизированы лимоном.

И когда Хамид искромсал в щепки перо, ему никто ничего не сказал. Мальчик и не подозревал, что эту неказистую с виду трубочку, прежде чем выпустить на рынок, три года обрабатывали в Персии. Мастер Серани покупал только самые дорогие инструменты.

— Кто экономит на перьях и чернилах, теряет на каллиграфии, — говорил он.

Это была целая вселенная. Хамид слышал о том, через что проходят другие юноши, обучаясь ремеслу, в какой грязи им приходится копаться, какие унижения терпеть. Он чувствовал себя принцем и не уставал благодарить судьбу.