Секрет каллиграфа

— Да как бы я еще мог поймать этого развратника, если не без помощи Карама! — кричал на суде Фарси.

Но судья руководствовался фактами, а не логикой. А они подтверждали, что Фарси на протяжении нескольких месяцев упорно искал встречи с Назри Аббани и спрашивал о его местонахождении многих мужчин и женщин. И это стало главным аргументом в пользу «умышленного убийства».

Оспаривать обвинение было бессмысленно.

Хамид в гневе ударил кулаком в стену:

— Проклятая система! Наша Фемида — шлюха с завязанными глазами, которую водят за нос все, кому не лень.

Фарси присел на край койки, наклонился и вытащил из-под нее продолговатый деревянный ящик. Открыв его, он извлек лист бумаги. Это была та самая каллиграфия, которую он сделал во время своего первого визита к Серани. Хамид до сих пор помнил, чтó говорил в тот день мастер, прощаясь с его отцом.

— Ахмад, Всевышний выбирает, кого хочет, не считая нужным объяснять нам причину. И Его дар — тяжелая ноша. Скажу больше, да не покажутся тебе богохульством мои слова. Это благословение и испытание одновременно. Иди же и радуйся, что ты избежал этой участи. И береги мальчишку. Я не хочу больше слышать о том, что ты бьешь его. Ты понял меня?

Ахмад Фарси молча кивнул.

Однако мастер Серани вовсе не хотел делить с кем-либо заботу о Хамиде. Он назвал его своим учеником и оставался доволен его успехами. Прошло пять лет, прежде чем по Дамаску пошли слухи о чудесном мальчике-каллиграфе. Хамид считал их преувеличенными. Он знал, что недостоин подать и стакан воды своему учителю, между тем люди говорили, что каллиграфии Серани и Хамида невозможно различить.

Хозяин давал ему все более ответственные поручения. Уже в шестнадцать лет Хамид заведовал ателье в отсутствие мастера, который проводил в разъездах почти половину рабочего времени. Некоторые из сотрудников годились Хамиду в отцы, но для Серани это ничего не значило. Равно как и то, что коллеги стали недолюбливать Фарси из-за его привилегированного положения. Тем более что Хамид, беспощадно строгий к самому себе, даже опытным подмастерьям не прощал ни малейшей оплошности. И это, конечно, тоже не добавляло ему популярности в мастерской.

Серани знал о недовольстве своих помощников, но был очарован любимым учеником.

— Хамид — мой заместитель, — повторял он. — Кто не желает ему подчиняться, может покинуть ателье прямо сейчас.

Фарси положил свою первую работу обратно в ящик и хотел было задвинуть его под кровать, как вдруг взгляд его упал на толстую тетрадь в черной обложке, некогда купленную Серани у знаменитого переплетных дел мастера Салима Баклана. Это ей доверял Фарси свои сокровенные мысли и секреты. Она служила ему одновременно рабочим журналом и дневником. По совету учителя он не дал ей названия, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Салим Баклан снабжал роскошными переплетами самые дорогие издания Корана.

— Сделанное мастером Бакланом переживет века, — сказал Серани, вручая Хамиду подарок.

И вот на корешке тетради появилась трещина, как будто кто-то перегибал ее. Самад, правая рука Фарси, обвинил во всем Салмана, посыльного, нанятого по рекомендации Карама.

Хамид тряхнул головой, прогоняя воспоминания о двуличном владельце кафе, и вернулся к тетради. Когда-то он каждый вечер записывал в нее темы своих ежедневных упражнений, находки и открытия. А потом в дневнике появились его мысли об арабском шрифте и тайные планы.

Он мог без страха доверить их бумаге, потому что имел в ателье свой собственный ящик в шкафу, ключ от которого носил на цепочке на шее. И даже когда он оставлял его открытым, никто не проявлял интереса к его секретам. Хранить записи дома было рискованно: ничто не ускользало от внимания сестры Сихам, перед любопытством которой не мог устоять ни один замок.

Поэтому, когда Фарси обзавелся собственным ателье, он стал класть дневник в шкаф за своим письменным столом. Трудно было переоценить важность этих заметок. Они содержали не только идеи Фарси и его планы по реформированию арабского шрифта, но и имена его соратников в тайной организации Лига знающих, а также его мнение о каждом из них. Ему казалось, тетрадь надежно спрятана среди множества других, а также книг по орнаментике и каллиграфии. Ведь шкаф всегда запирался, потому что в нем, помимо всего прочего, держали сусальное золото и дорогие инструменты.

Ни один из его помощников не имел доступа к содержимому этого тайника. Фарси не сомневался в этом. Одно время он поставил на двери метки, позволяющие определить, прикасался ли кто-либо к ней, кроме него. Однако сколько ни проверял Фарси, так и не обнаружил ничего подозрительного. Никто из его сотрудников, похоже, не интересовался его секретами.

И только этот Салман проявлял неуемное любопытство. Любую информацию из области каллиграфии он впитывал как губка. Хамид вспомнил, что он делал записи на клочках бумаги. Однако при этом Салман оставался беден как церковная мышь. После разоблачения и увольнения он работал в ресторане. Если бы этот юноша был посвящен в тайны каллиграфии, он не подался бы в повара.