Секрет каллиграфа

— В этом языке, — продолжал Серани, — есть много букв, которые существуют на бумаге, но не обозначают звуков. А некоторые знаки становятся немыми только в определенных сочетаниях, как, например, в словах «night» и «light». Это хорошо, как ты думаешь? Две буквы молча стоят рядом и смотрят друг на друга. Прочие же могут, группами или поодиночке, притворяться другими буквами. Особенно часто «о» выдает себя за «u». Вообще, один мой друг насчитал порядка семидесяти сочетаний, которые в английском обозначают «u». У «i» тоже нет недостатка в масках. А есть и такие, вроде «с» и «h», которые, если стоят рядом, сливаются в совершенно новый звук, для которого в английском алфавите и буквы-то не предусмотрено! И я называю это богатством. Хитрые англичане не выбросили ни одной буквы, они составляют из них новые и новые комбинации, каждая из которых словно новая буква. Они сохраняют все, чтобы не терять связи со своим прошлым и будущим. Дерзость — грех молодости. — Серани махнул рукой, словно отгоняя назойливых мух, и подлил себе чая.

— А во французском три буквы: «а», «u» и «х», вместе выступают под маской буквы «о», — смущенно добавил Хамид.

Но Серани листал его записи и ничего не слышал.

— Именно, — кивнул он наконец. — Никто не избавляется от якобы лишних букв, каждой из которых не одно тысячелетие. А ведь ни французы, ни немцы не имеют своего Корана, в отличие от тебя, мусульманина. Мы подошли к деликатному вопросу: будь осторожен, мой мальчик. Тогда, как и теперь, следует опасаться фанатиков. Один мой коллега заплатил жизнью за то, что, подражая туркам, хотел упразднить арабский шрифт и ввести латиницу. Он не слушал меня. — Лицо Серани сделалось печальным. — Нет, — вдруг прошептал он, — так можно долго лежать на дне. Нужно вербовать сторонников — авторитетных ученых, которые открыто возвысят голос в защиту реформ. Без них нам не обойтись.

— Но они никогда не пойдут на решительный переворот, — возразил Хамид.

— А кто говорит о решительном перевороте? — поднял голову Серани. — Нам не надо революций. Алфавит нуждается в некоторой корректировке, чтобы арабы говорили на самом красивом и выразительном из языков мира. Упирай на чувство национальной гордости. Вообще, я нахожу второе из твоих предложений довольно дельным, — продолжал мастер. — Ты полагаешь, что наш алфавит нуждается в четырех дополнительных буквах, чтобы лучше передавать некоторые звуки турецкого, персидского, японского, китайского, а также многих европейских языков. Я думаю, что этих букв должно быть шесть. Не будем трогать Коран, однако современная жизнь требует некоторых нововведений. Ты на правильном пути. Старые знаки нужно изменить, чтобы исключить их неправильное прочтение и подмену одного другим. Однако это дело не одного дня. Пройдет не меньше столетия, прежде чем из множества вариантов выкристаллизуется идеальная форма.

— А что, если ученые скажут, что мы идем против ислама и что арабскому языку не нужно больше букв, чем есть в Коране? — спросил Хамид.

— Они обязательно будут это говорить, — кивнул Серани. — Но ты ответишь им, что арабский шрифт уже реформировался два или три раза. Буквы, которыми написан первый экземпляр Корана, выглядели иначе. Они не имели точек и совершенствовались целое тысячелетие, прежде чем обрели современный вид. Ты можешь также добавить, что персы дополнили арабский алфавит до тридцати двух букв. Разве стали они от этого худшими мусульманами?

Серани встал и подошел к окну. Некоторое время он внимательно разглядывал дворников, которые утром первыми выходили на улицы.

— То, что я сейчас скажу, может показаться тебе обидным, — произнес он. — Поэтому я прошу тебя не отвечать сразу, а подумать над моими словами хотя бы один день. Я знаю, каким трудом дается мастерство. И ты мне дороже сына, который знать не хочет ни о какой каллиграфии. Однако у тебя есть то, чего я никогда не имел, — твой божественный дар. И он может сделать из тебя гордеца, в то время как каллиграфия — искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются ворота ее последней тайны. Помни, высокомерие коварно. Ты и не заметишь, как оно заведет тебя в тупик.

Хамид затаил дыхание и почти плакал. Внезапно он вздрогнул, почувствовав на правом плече руку Серани.