Секрет каллиграфа

Первое время мальчик клевал на ее приманку. Думал, что отец дал ей денег. Он тщательно умывался, причесывался и отправлялся вместе с матерью на рынок Сук-аль-Хамидия, где было много магазинов и витрин с красивой одеждой.

Мальчик радовался, потому что ботинки, которые он носил всю зиму, к весне просили каши и размокали внизу, в то время как сверху, наоборот, становились твердыми, как жесть. «Обувь бедняка предназначена для истязания, чтобы он мог искупить свои грехи и после смерти попасть в рай», — говорил Махмуд, разносчик из соседней пекарни, похлопывая ботинок, от которого у него кровоточила нога. При этом раздавался звук, как будто он стучал по дереву.

И так, из года в год, Салман не терял надежды получить на Пасху новую обувь и отправлялся с матерью на базар. Там они ходили от витрины к витрине, иногда мать останавливалась и подолгу разглядывала какое-нибудь платье или охала при виде детского костюмчика или пары ботинок, потом переводила взгляд на сына и рассматривала его, словно прикидывая, подходит ему этот размер или цвет. И двигалась дальше.

Спустя час Салман не выдерживал и дергал мать за рукав:

— Мама, мама, когда же наконец мы куда-нибудь зайдем?

— Зайдем? — переспрашивала Мариам. — А зачем нам куда-нибудь заходить?

— Чтобы купить мне ботинки, а тебе платье, — удивлялся Салман.

— Ах, мальчик мой, где же я возьму столько денег!

Теперь он смотрел на нее испуганно.

— Ну не делай такое глупое лицо, — говорила она ему. — Просто любуйся всей этой роскошью и воображай, что гуляешь здесь нарядный и красивый.

Словно рассердившись, Мариам прибавляла шагу и быстро проходила оставшиеся ряды.

И вот за неделю до Пасхи Салман пригласил мать на рынок Сук-Аль-Хамидия, и дорóгой они много смеялись, вспоминая прошлое. Возле одной из витрин мать увидела красивое платье и остановилась.

— Нравится? — с издевкой спросил Салман.

— Нравится? — печально повторила мать. — Это платье сделало бы из меня принцессу.

— Тогда оно твое. Примерь и начинай торговаться с продавцом. Деньги у меня при себе.

Голос отказывал Салману, хотя он старался говорить уверенно и бодро.

— Ты шутишь? — не поверила мать.

Салман полез в кошелек и вытащил оттуда две сотенные бумажки голубого цвета и множество купюр по десять лир.

— Я скопил все это, чтобы сделать из тебя принцессу, — пояснил он и быстро добавил: — Туфли тебе тоже надо купить, а мне нужны новые штаны, рубашка и лакированные ботинки. Я все рассчитал. Сто девяносто — максимум две сотни лир, если будешь хорошо торговаться.

Несмотря на слабость, мать торговалась хорошо. Домой они вернулись навьюченные тяжелыми сумками, а в кошельке у Салмана еще оставалось тридцать лир. Не забыл он и о паре белых носков для Сары. Та криво усмехнулась, принимая подарок: носки оказались на три размера больше, чем нужно. Она отдала их матери.

На Пасху Салман взял выходной, и они с матерью отправились к утренней мессе. Продефилировав по ковровой дорожке с гордо поднятой головой, мать уселась в первом ряду. Она действительно выглядела потрясающе. Священник так и застыл с разинутым ртом. Причащая Салмана, он даже забыл сказать фразу «тело Христово», так как не сводил глаз с благородной дамы, в которой с трудом узнал свою прихожанку.

Отец в это время отсыпался после очередной пьянки.

Счастье Мариам длилось три недели, после чего она слегла. Поскольку мать Салмана не слишком заботилась о своем здоровье, легкая простуда вскоре вылились в пневмонию. Обертывания, компрессы и травяные настои не помогали, поэтому Файза вызвала врача. Он был очень любезен, но попросил пять лир вперед. Салман заплатил, хотя лекарство, которое выписал доктор, все равно оказалось для него слишком дорогим.

Соседки, прежде всего Файза, советовали ему не слушать врача и продолжать лечение травами. Но Салман знал, что матери поможет только дорогое лекарство. Сбережений Сары тоже оказалось недостаточно.

По понедельникам посетителей в кафе обычно было не много, поэтому в тот день Карам на работу не явился. Самих, старший официант, отвечал в его отсутствие за кассу. Он только рассмеялся, когда Салман попросил у него взаймы двадцать лир.

— Будь доволен, если я ссужу тебе двадцать пиастров. Знаешь ли ты, что такое двадцать лир? Это две сотни чашек чая, или сотня кофе, или семьдесят пять кальянов. С какой стати я должен тебе все это дарить? Шеф повесит меня и прикрепит на грудь щит с надписью «Казнен за глупость».

Дарвиш с Самихом хохотали так громко, что Салман, разгневанный, покинул кофейню. Он знал, где живет Карам, и отправился прямиком к нему.

Калитка оказалась незапертой. Салман прошел через сад и уже возле входной двери услышал доносившийся изнутри смех. Дверь также была открыта, и Салман вошел в дом. Голоса доносились из спальни.