Секрет каллиграфа

Между тем Нура осваивала ремесло, и мать была в восторге от ее успехов. Всю оставшуюся жизнь гордилась она темно-красным, с ярким узором домашним платьем, которое подарила ей дочь на праздник жертвоприношения. Это была несложная модель, не стоившая Нуре больших усилий.

Мать до глубины души тронул этот подарок.

— Всю свою жизнь я мечтала быть портнихой и шить людям красивую одежду, — вздыхала она. — Но мой отец считал постыдным для женщины самой зарабатывать себе на кусок хлеба.

Как ни странно, мать полностью доверяла Далии, хотя та и бывала с ней резковата. И когда Нуру вместе с портнихой пригласила к себе домой одна богатая клиентка, она возражать не стала.

— Сильная рука — вот то, что тебе нужно, — ответила мать, имея в виду опеку Далии. — Только не говори о приглашении отцу. Он не любит богатых и испортит тебе праздник длинной проповедью.

— Ну вот и все на сегодня, — сказала Далия, откладывая в сторону готовое летнее платье для подруги. Она еще раз осмотрела работу и отдала ее Нуре, чтобы та прошлась по ней утюгом. — В нем София помолодеет на десять лет!

Портниха взяла бутылку арака, стакан, сигареты и поковыляла на террасу. Там она повернула кран небольшого фонтана, и вода с тихим журчанием заструилась в маленький бассейн.

Нура последовала за начальницей. После ее настойчивых просьб Далия продолжила свой рассказ.

— Мой второй муж Кадир был автомехаником, — начала Далия. — Он приходился мне кузеном и работал в большой мастерской в пригороде Дамаска. Кадир запомнился мне молчаливым юношей, волосатым, словно обезьяна. У нас дома шутили, что его мать согрешила с гориллой. Но это оказалось не самое страшное. Кадир появился сразу после смерти моего первого мужа. Тогда он собирался открыть собственную автомастерскую. Мне же еще не исполнилось семнадцати, и я жила не столько в Дамаске, сколько в фильмах, которые смотрела. Кадир оказался умницей и хорошо повел дело. Скоро у него не стало отбоя от клиентов. Когда он приходил к нам в гости, весь дом вонял бензином. В основном он молчал или беседовал с отцом об автомобилях. Мой отец тогда водил один из своих первых «фордов». Я не любила кузена Кадира, но он пришелся по душе моим родителям, особенно папе, который теперь мог бесплатно ремонтировать у него свою машину. «У Кадира золотые руки, — повторял отец. — Он из любой груды металлолома сделает автомобиль». Совсем не таким представляла я мужчину своей мечты. Он был речистым, стройным арабом, с тонкой полоской усиков и острой бородкой. Иногда, когда я того хотела, он являлся мне и с чисто выбритым лицом. Его волнистые волосы блестели, а в руках он постоянно держал журнал или газету. И еще, этого мужчину мои глаза и губы интересовали гораздо больше, чем нижняя половина тела. Он восхищался моим умом и тонул в моем взгляде. Но этот блистательный образ рассыпался в прах в первую же брачную ночь. Моего жениха не интересовали ни прически, ни журналы. Даже кино он считал чепухой. Он вообще не замечал того, что сделано не из мяса и не из железа. Он не ел овощей, никогда не пел и за всю свою жизнь не посмотрел ни одного фильма. Кадир не видел, что у меня есть губы и глаза. Его интересовало лишь то, что расположено ниже пояса. Он даже не поцеловал меня в нашу первую ночь. Он лежал на мне и ржал как жеребец, а его пот вонял мазутом. Меня чуть не вырвало после роскошного свадебного обеда. Я была ему не только любовницей в постели, но и заботливой матерью, а также домработницей и секретаршей. Разве что только его спецовку стирала не я, а прачка. Ведь он каждый день требовал чистую! Как я завидовала женам наших прапращуров! В их гаремах обязанности распределялись строго: одна воспитывала детей, другая принимала гостей, третья убиралась в доме, четвертая готовила, пятая играла на музыкальных инструментах. А сегодня мужчины всего этого хотят от одной женщины! И разумеется, при минимальных затратах. Целый год он дважды в день брал меня, так что я не могла ходить. А потом настала ночь расплаты. Однажды он закричал в постели, как Тарзан, и тут же упал на бок. Он был мертв. Три дня я кричала от ужаса, а не от горя, как думали все.

Нура ушам своим не верила. Ей хотелось хорошенько расспросить Далию, выяснить подробности, но она не решалась ее перебивать.

Портниха оказалась хитрей и проворней родни своего второго мужа. Она продала мастерскую его старшему работнику, а шестнадцатицилиндровый «кадиллак» одному богачу из Саудовской Аравии, оставив с носом братьев и сестер Кадира.

О своем третьем супруге Далия ничего не рассказывала. А когда незадолго до своего ухода из ателье Нура спросила ее о нем, только махнула рукой. Нура поняла, что это связано с какой-то душевной раной. И довольно глубокой, как позже узнала она от одной соседки.