Секрет книжного шкафа

– Лýка, – с нежностью произносит она. – Он встретился мне случайно, но пришелся по душе. Лýка был хорошим человеком. Рядом с ним я чувствовала себя свободной. Он видел меня такой, какая я есть, и воспринимал всерьез, как никто другой. Мы любили друг друга и собирались бежать, переехать вместе в Стокгольм, чтобы воплотить в жизнь планы, которые не могли бы осуществить здесь. Я хотела выучиться на медсестру, а он – стать журналистом.

– И что же произошло?

– Шла война, и хотя Швеция официально не принимала в ней участие, мы все равно ощущали на себе ее воздействие. По другую сторону пролива нацисты оккупировали Данию, и Лýка подключился к движению Сопротивления. Он хотел помогать тем, кто боролся с нацистами. Времена были тяжелые, многим приходилось идти на такое, что сегодня кажется немыслимым.

– Бедная моя, – откликается Ребекка. – Я не знала, что война коснулась тебя так близко.

– Я никогда никому не рассказывала, – продолжает слабым голосом бабушка. – Осенью 1943 года многие евреи бежали из Дании в Швецию, перебираясь через пролив. Лýка помогал им: переплывал на тот берег с рыбаками, чтобы на обратном пути тайно перевозить беженцев. Первый рейс прошел благополучно, но потом он вернулся еще за одним человеком, и больше никто его не видел. Лýка просто пропал, я так никогда и не узнала, как и почему.

Бабушка умолкает, взгляд скользит за окно.

– Это было ужасно, – говорит она после паузы. – Я упорно искала его, делала все возможное, пытаясь выяснить, что же с ним произошло, но Лýка исчез. Мать намекала, мол, сам мог уйти, но я уверена: он погиб. Лýка никогда бы меня не бросил.

Одинокая слеза скатывается по бабушкиной щеке.

Ошарашенная Ребекка протягивает носовой платок.

– Такая была неразбериха в тот момент, – продолжает бабушка. – Швеция только что разорвала договор с Германией о транзите военнослужащих, и многие боялись, что они нападут на нас. Большинство не сомневалось в необходимости помогать датским евреям, но и у нас были свои нацисты. К тому же кругом сновали шпионы, в народе царило недоверие друг к другу. Приходилось просто как-то выживать.

– Звучит ужасно.

– Так и есть. Оставшись в одиночестве, без Лýки, я была в отчаянии. В девятнадцать-то лет и беременная.

Ребекка столбенеет.

– Что? – восклицает она. – Как так? Ты хочешь сказать, что Лýка – мой дедушка?

Бабушка всхлипывает и тянет с ответом, потом шепчет:

– Да.

– А как же Аксель?

– Он ни о чем не подозревал. Наши семьи были давно знакомы, и Аксель проявлял ко мне интерес. Когда мать узнала о моем положении, она сразу же устроила свадьбу. После пережитого я чувствовала себя совершенно раздавленной и думала, что у меня нет выбора, – объясняет Анна, сжав руки в кулаки. – Когда мы поженились, прошло меньше двух месяцев с исчезновения Лýки, и сначала все шло нормально. Я предпринимала все возможное, чтобы Аксель поверил, будто Камилла – его ребенок. До смерти боялась разоблачения. Но когда ей исполнилось несколько месяцев, муж все-таки вычислил, что к чему. Народ судачил, может, кто-то ему и нашептал. Будь у нас другие дети, это не играло бы большой роли, но Камилла стала живым и постоянным напоминанием об изъянах нашего брака. Когда Аксель двумя годами позже нашел сохранившееся письмо от Лýки, он пришел в ярость. Супруг сжег его у меня на глазах и потребовал пообещать, что я никому никогда не расскажу о своем возлюбленном. Как раз в то время «Электротовары Рунстрёма» подписали контракт на крупную поставку в США, и их история успеха получила широкую огласку в прессе. Аксель совершенно справедливо чувствовал себя обманутым и боялся публичного позора. Тогда-то я и заперла на ключ те немногочисленные предметы, что напоминали о Лýке. Пусть их и немного, но каждая маленькая вещь невероятно ценна для меня.

– А как же мама? Ты ничего не рассказала ей?

Бабушка с грустью опускает глаза.

– Я столько раз хотела рассказать, – говорит она, качая головой. – Но страх перед Акселем и чувство вины всегда оказывались сильнее. Когда я наконец набралась смелости, чтобы открыть ей правду, было уже поздно. Камилла стала взрослой и отреагировала болезненно, решив, что лучше этого не знать.

Ребекка сжимает бабушкину руку. Вот, значит, в чем заключалась страшная тайна. Признание вызывает у нее одновременно любопытство и беспокойство. Она жаждет подробностей и в то же время пытается представить себе, каково было матери жить в неведении, кто ее настоящий отец.

– Поэтому я так радовалась, когда ты появилась на свет, – продолжает бабушка. – Судьба дала мне еще один шанс, возможность сделать все правильно. – Она улыбается Ребекке, но тут же поникает, будто это признание отняло у нее последние силы.

Внучка смотрит на бабушку, устремившую взгляд в пустоту. Руки дрожат, лицо мокрое от слез.

– Это я виновата в том, что мы не ладим с твоей матерью, – произносит Анна после минутной паузы. – У нее есть все основания злиться на меня. С самого начала не надо было лгать и прикрываться браком, обманывая Акселя. Лучше бы я постаралась стать хорошей матерью.