Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Первые каменные орудия появляются в палеоархеологической летописи примерно 2,6 миллиона лет назад. Они называются олдувайскими (от названия ущелья Олдувай в Танзании) и представляют собой не просто камни, которые применялись в качестве орудий, а камни, которые нарочно обрабатывали, чтобы сделать из них резаки, скребки, молотки и остроконечники. Подробный анализ и эксперименты, в ходе которых изготавливались и применялись новые версии таких орудий, показывают, что разные орудия предназначались для разных задач: чтобы отрезать мясо от туш крупных млекопитающих, дробить кости и доставать костный мозг, выскабливать шкуры, колоть орехи и срезать густую траву и тростник. Кости животных, найденные в этих местонахождениях, ясно показывают, что носители олдувайской культуры даром времени не теряли. Они разделывали жирафов, газелей, буйволов, а иногда и слонов. Их орудия делались из самых разных пород, включая обсидиан, известняк и кварц, которые нередко переносились на 10–20 километров от места своего происхождения7.

Не забывайте, что я здесь привожу самую раннюю датировку этих орудий и анатомических изменений. Поскольку вероятность, что ученым случайно попались действительно самые ранние экземпляры чего бы то ни было, равна, в сущности, нулю, можно быть совершенно уверенными, что все, о чем мы говорим, появилось раньше указанной даты.


Таблица 15.1. Данные, позволяющие судить о начале кумулятивной культурной эволюции



Древнейшие олдувайские орудия выглядят не слишком внушительно, но простота их обманчива: научиться делать их как следует очень трудно. Скалывающие удары, при помощи которых их изготавливают, нужно наносить точно, под нужным углом и при этом с силой. Умелые олдувайские мастера даже на таком примитивном уровне должны были овладеть множеством приемов работы с разными материалами, в том числе умением исправлять повреждения ядрищ, которые постоянно случаются в процессе изготовления орудий. Человекообразные обезьяны, даже когда у них есть наставник-человек и сильная мотивация заострить камень, чтобы добыть пищу, не могут научиться делать каменные орудия тем же способом и с таким же мастерством, как носители олдувайской культуры. Знаменитому бонобо Канзи (бонобо – разновидность шимпанзе), сумевшему овладеть языком, давали камни, а человек, умевший делать орудия, показывал ему олдувайские приемы. Однако у Канзи не хватило ловкости, чтобы применить эти приемы, поэтому он придумал собственный метод: со всей силы швырял камни об пол или о другие камни. Потом он искал среди обломков подходящий, с острым краем. Эти обломки помогали ему достичь намеченной цели, однако анализ произведенных им каменных обломков показал, что им недостает многих ключевых признаков олдувайских каменных орудий8.

Примерно 2,4 миллиона лет назад в Африке появилась прямоходящая обезьяна с более крупным мозгом (около 630 см3). Этих обезьян – а их, возможно, было больше одного вида – принято считать первыми представителями нашего рода Homo, поэтому я буду называть их общим термином “ранние Homo”. У ранних Homo челюсти и щечные зубы (моляры и премоляры) были меньше, а эмаль на зубах тоньше. Эти особенности наводят на мысль, что их анатомия реагировала на распространение ноу-хау по обработке пищи, в которой, вероятно, играли свою роль олдувайские орудия. Возможно, кроме каменных орудий, у них были и деревянные, входившие в корпус культурных знаний. Такое ноу-хау облегчало поиск и сбор корней и корнеплодов, добычу и обработку (резку, рубку, растирание) мяса и костного мозга, поиск и извлечение термитов, муравьев, яиц, грызунов и меда. Знание о сезонном нересте, а также обладание дубинками и простыми копьями, возможно, позволяло ранним Homo добывать крупную рыбу, поскольку на многих местах ранних стоянок находят рыбьи кости. Подобным же образом черепашьи панцири указывают на то, что ранние Homo, вероятно, научились переворачивать черепах, а потом раскалывать их панцирь. Доступ к таким богатым ресурсам и умение обрабатывать подобную пищу, возможно, проложил путь и к увеличению мозга, поскольку стали доступны новые источники энергии и при этом снизились энергозатраты на то, чтобы откусывать и разжевывать пищу коренными зубами и челюстями и медленно расщеплять и переваривать ее во рту, желудке и тонком кишечнике9.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное