Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Набор табу представляет собой культурную адаптацию, избирательно исключающую самые ядовитые виды рыбы из обычного рациона женщины на тот период, когда матери и их потомство наиболее подвержены отравлению. Чтобы исследовать, откуда взялась эта культурная адаптация, мы изучили, во-первых, как женщины узнают о табу и, во-вторых, какое у них понимание причин и следствий. Обычно женщины узнают об этих табу еще в подростковом возрасте или в юности от матерей, свекровей и бабушек. Однако затем значительная часть женщин дополняет свой первоначальный репертуар, узнавая новые табу от старейшин деревни и от обладающих престижем местных ялева вуку (мудрых женщин), которые известны своими широкими познаниями о деторождении и лекарственных растениях. Таким образом, жительницы Фиджи опираются на критерии возраста, успеха, знаний и престижа, чтобы понять, у кого узнавать о табу. Как уже говорилось в предыдущих главах, одной такой избирательности достаточно, чтобы создать адаптивный репертуар на протяжении поколений, и при этом не нужно, чтобы кто-нибудь что-нибудь понимал.

Кроме того, мы искали общую ментальную модель, объясняющую, почему нельзя есть эти виды морских рыб во время беременности и кормления грудью, – причинно-следственную модель или набор логически обоснованных принципов. На вопрос, чего и когда нельзя есть, женщины давали вполне последовательные ответы, а вот на вопрос почему отвечали что угодно. Многие просто говорили, что не знают, и явно считали, что это странный вопрос. Некоторые объясняли, что это “такой обычай”. Некоторые все же предполагали, что употребление в пищу некоторых видов рыб, наверное, вредит будущему ребенку, но варианты того, что именно может произойти с ребенком, были самые разные, хотя заметная доля опрошенных женщин говорили, что дети родятся с грубой кожей, если есть акулу, и с вонючими суставами, если есть мурену.

В отличие от основной части наших вопросов на эту тему, ответы отдавали рационализацией задним числом: “Если меня спрашивают, какова причина табу, значит, причина должна быть, так что сейчас надо ее придумать”. Это невероятно распространенное явление в этнографической полевой практике, и я сам с ним сталкивался и в Перуанской Амазонии в племени мачигенга, и на юге Чили в племени мапуче8. Естественно, такой ответ вполне можно получить и от образованных жителей Запада, но есть бросающаяся в глаза разница: образованных жителей Запада с детства приучают думать, что у всех поступков должны быть внятные объяснения, которые можно выразить словами, поэтому мы больше склонны держать “веские” причины наготове и чувствуем себя обязанными выдавать их по первому требованию. “Такой у нас обычай” не считается веской причиной. Ощущение необходимости обосновывать действия правдоподобными, понятными и эксплицитными причинами – не более чем социальная норма, распространенная в западных популяциях, но она создает иллюзию (у жителей Запада), что люди в целом действуют исходя из эксплицитных причинно-следственных моделей и по ясным причинам9. Это не так.

Наконец, полученные на Ясаве данные показывают, что эти табу, будучи причинно-непрозрачными, на самом деле разумны и полезны. Мы сравнили шансы женщины отравиться рыбой во время беременности или кормления грудью со статистикой за ее остальную взрослую жизнь. По нашим результатам, вероятность отравиться рыбой во время беременности и кормления грудью снижается на треть. Таким образом, табу – культурные предписания, снижающие частоту отравления рыбой.

Зачем класть золу в замоченную кукурузу?

Однажды утром, когда я жил в сельской местности на юге Чили и работал с аборигенами мапуче – это было в 1998 году, – я пришел в дом к моему другу Фонзо и застал его за приготовлением так называемого моте – традиционного блюда мапуче из кукурузы. Он показал мне, как зачерпнуть из дровяной печки свежей золы и добавить в замоченные кукурузные зерна, а потом уже подогревать. Мне это показалось любопытным, и я спросил Фонзо, зачем он кладет в кукурузу древесную золу. “Такой у нас обычай”, – был ответ. И это очень мудрый обычай.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Как изменить мир к лучшему
Как изменить мир к лучшему

Альберт Эйнштейн – самый известный ученый XX века, физик-теоретик, создатель теории относительности, лауреат Нобелевской премии по физике – был еще и крупнейшим общественным деятелем, писателем, автором около 150 книг и статей в области истории, философии, политики и т.д.В книгу, представленную вашему вниманию, вошли наиболее значительные публицистические произведения А. Эйнштейна. С присущей ему гениальностью автор подвергает глубокому анализу политико-социальную систему Запада, отмечая как ее достоинства, так и недостатки. Эйнштейн дает свое видение будущего мировой цивилизации и предлагает способы ее изменения к лучшему.

Альберт Эйнштейн

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Политика / Образование и наука / Документальное