— Нет, ты не готова. Слишком рано. В итоге они решили, что я опасен и что нужно исследовать мои силы. Я словно стал чумным. Печаль и боль следовали за мной по пятам. Мама молилась за меня Плачущим девам, но я оказался тем, за кого нельзя молиться. Я был совсем мал, а Шепфа запретил за меня молиться. Ангелы, поняв это, решили оградить меня от всех. Но родители не могли позволить ангелам отобрать у них меня…
"Мама держала меня на руках, с каждым шагом прижимая к себе всё крепче и крепче. Отец бежал сзади, постоянно оглядываясь назад.
— Куда вы?!
— Не бойся, Бонт, не бойся! "
— Почему мама звала тебя Бонтом?
Его лицо было каменным, строгим, хладнокровно-бесчувственным. Но я всё равно ощутила горькую усмешку, которая так и не появилась.
— Меня называли так от рождения. Мама видела во мне только лучшее. Но из-за моей тёмной стороны все добавляли к моему имени Маль. Даже отец начал звать меня так.
— Но тебе не нравилось, когда мама звала тебя Бонтом?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я не Бонт. — он продолжил рассказ, отсекая дальнейшие расспросы.
" — Анабель, успокойся. За нами не бегут. — отец остановил маму, взял её за плечо.
Она расплакалась.
— Он хороший. Почему его преследуют? Почему сам Шепфа дал на это добро?
— Не плачь.
— Бонт хороший. Он просто испугался.
— Отпусти его.
Отец опустил меня на землю, сел на корточки передо мной и заговорил, как со взрослым:
— Мальбонте, тебе придётся побыть здесь некоторое время, ладно?
— Зачем?
— Мы попробуем раздобыть амулет, который скроет твою энергию. А пока ты здесь, они её не распознают. Обещаешь не уходить от сюда?
— Обещаю. "
— Я сидел в центре лабиринта, пока однажды ко мне не пришла девочка. Вот так… случайно заглянула, не ожидая, что найдёт самое разыскиваемое чудовище. — на последнем слове его губы скривились в злобном оскале, насмехающимся над собственным же сравнением.
— Я помню!
— Ты видела всё, что произошло?
— О чём ты?
" — Кто это, Бонт?
— Я не знаю.
Глаза мамы расширись, когда она узнала девочку. Она прильнула к ребёнку, чуть грубо схватила её за руку и сказала:
— Ты сестра Эрагона.
— А вы мама Маль-бон-те-е!
— Да, она моя мама, и что?!
Она ахнула.
— Молчи, Бонт! Что ты наделал! — мама упала на колени, тряхнула девочку, с мольбой заглядывая ей в глаза. — Прошу, ты можешь держать в тайне, что ты видела здесь Бонта?
Раздался мужской голос, заставивший маму обернуться с облегчением и ужасом одновременно.
— Она не сохранит тайну…
— Ты хочешь сказать… — мама вскрикнула, закрыла лицо руками. Она истошно зарыдала, и крылья за её спиной вздрагивали и сжимались.
Впервые я заметил слёзы на глазах отца.
— Что такое?
— Прости…
Девочка успела лишь едва вскрикнуть, и крик её был похож на писк котёнка. Она замертво упала к нашим ногам."
— Это было первым убийством ребёнка. И кровь этой девочки, впитавшаяся в землю, стала отравой для лабиринта.
— Проклятие сада Адама и Евы…
— "Отныне всяк туда входящий становился заложником своих страхов и желаний".
— Твои родители приняли отчаянное решение.
— Да… — он задумался. — Да… это было настоящие отчаяние. Проклятие было таким сильным, что все ощутили его зарождение. Шепфа мгновенно прознал о том, что произошло, и где мы находились. Знаешь, каким является высшее наказание Шепфа?
— Нет…
"Лица мамы и папы вдруг стали странными: сосредоточенными, но при этом отдалёнными. И вдруг мама закричала. Они упали на колени.
— Что с вами?! — я видел, как из их спины, точно корни деревьев выходят основания крыльев. Кровь ручьём лилась по их спинам."
— Вот так просто, без суда и разъяснений. Это ведь сам Шепфа решил. Он не спрашивает ни у кого разрешения.
"Земля под их ногами разверзлась, словно тропа, ведущая грешника в ад. Они упали. Я бросился на пол, но дыра стала закрываться.
— НЕТ!! — я тянулся рукой, я пытался дотянуться до них. Но не смог…"
— Я остался один. Напуганный, потерянный, озлобленный. Я бежал куда мог, пока меня не окружили.
— То видение, когда ты убил их всех…
— Да, это было после того, как Шепфа оторвал моим родителям крылья и отправил на землю. Я так обезумел от ярости, что убил своей болью едва ли не половину ангелов и демонов, что находились поблизости. Во мне крылась страшная сила, которую было невозможно контролировать.
— И тогда Шепфа разделил тебя на две части?
— Да… — Мальбонте выпрямился, медленно прошёл к камину и замер возле него. Пламя осветило профиль его лица — жёсткого, непримиримого лица.
"С самого рождения Мальбонте преследовали за то, кто он есть. Его ненавидели и боялись. В страхе его потерять родители отняли жизнь девочки, а Шепфа отнял их у Мальбонте. Он был один. Всегда один."
Не оборачиваясь ко мне, Мальбонте подал голос:
— Уже поздно. Можешь остаться здесь, если хочешь. В других комнатах не так тепло.
— Я хотела бы остаться здесь.
Он стремительно обернулся ко мне, будто не ожидал такого ответа. Потом кивнул.
— Хорошо. Рад, что ты мне доверяешь.
— Ты будешь тоже здесь спать?
— Конечно. Это мои покои.
Я поднялась в постели, неловко подтолкнула одеяло, укрывая себя как в кокон. Заметив это, Мальбонте тихо рассмеялся.