Он смотрел на Субантр, видя каждую из них и в то же время будто бы, не замечая ни одну. Он был задумчив, серьёзен, безжалостен, когда ответил:
— Я хочу убить Шепфа.
— Что?!
Не оборачиваясь ко мне, как будто и не было сказано этих страшных слов, он продолжил:
— В школе и в Цитадели — у меня везде есть глаза и уши. Вы не застанете меня врасплох. Шепфа поплатится за своё равнодушие. — он усмехнулся. — И кто из нас больший мизантроп? Создатель, что позволил детям уничтожать себя… или я, который хочет что-то изменить, пусть даже не все будут согласны с моими методами?
— Бонт так не считал…
Очередная вспышка гнева, стоило сравнить его с Бонтом, заставила его обернуться ко мне, схватить за плечи, чтобы я тоже смотрела на него.
— Нет ничего хуже равнодушия! Я лучше встречусь лицом к лицу с ненавистью и болью, чем равнодушием, пустотой. Потому что в этом нет жизни. — он грубо отпустил меня, почти оттолкнул, но тут же успокоился, выдохнул, и голос, прозвучавший в следующую секунду, снова обрёл прежнее хладнокровие. — Пойдём. Тебя ждёт воссоединение.
— Воссоединение?
Как Мальбонте и обещал, солнце село почти в одночасье. Костёр, к которому он привёл меня, казался неестественно ярким, словно капля краски, упавшая на чёрно-белый снимок. Искры вздымались вверх и исчезали в ночи.
Я проследила за одной из них и только тогда заметила знакомый взгляд. И тут же заметила и всех остальных.
— Ох!
Энди, Мими, Люцифер и Дино стояли чуть позади со связанными крыльями. У самого костра сидел Фенцио, грея руки. Ади сидел напротив, так же грел руки, но лицо его было серьезным, а не самодовольно-весёлым, как у убийцы его возлюбленного.
Мальбонте вытянул руку, приглашая присоединиться.
Я села возле Ади. Он даже не посмотрел на меня.
— Ади… — прошептала я.
Он медленно перевёл взгляд на меня. Я взяла его за руку, сжала её. Что-то в лице Ади дрогнуло.
Он прошептал, словно впервые меня увидел:
— Привет, дьяволица.
— Ты…
— Чш-ш-ш. — он приложил палец к моим губам. — Всё хорошо.
Он приобнял меня, и я уткнулась ему в грудь, впервые за долгое время ощущая себя такой спокойной.
— Рад, что мы все собрались здесь. Думаю, у вас было достаточно времени обдумать, на чьей вы стороне. — произнёс Мальбонте.
Все молчали.
— И что же… никто не хочет высказаться?
Люцифер вышел вперёд.
— Я хочу.
Мальбонте ничего не сказал, лишь чуть сильнее задрал голову.
— Я буду бороться за тебя, если то, что ты говоришь, действительно во благо. И если после войны я займу место отца.
— Нет.
— Нет?!
— Нет.
— Почему?
— Я решу, кто займёт это место после. Потому что отныне ад будет равен небесам. И Сатана должен быть достоин этого звания.
— Я этого достоин! — Люцифер весь дрожал от ярости.
— Докажи.
— Я докажу. Но не буду спрашивать ни у кого разрешения, когда буду садиться на трон.
— Надеюсь, ты этого добьёшься. — Мальбонте посмотрел на Мими, как бы говоря Люциферу, что разговор с ним окончен. — Ты решила?
— Мне здесь нравится, но… нет.
— Ясно. Энди. Такой умелый крылолётчик пригодился бы мне.
— Иди к чёрту!
Мальбонте усмехнулся, и внимательно посмотрел на парня.
Энди упал на колени, корчась от боли в то время, как Мальбонте даже не двигался.
— За такие слова на войне я лично посажу тебя на кол.
Энди резко расслабился, точно судорога, что схватила всё его тело, разом отпустила.
— Не советую так со мной разговаривать, щенок. — затем, он посмотрел на меня. А что на счёт тебя? Ты поменяла обо мне мнение?
— Да.
— В лучшую или худшую сторону?
— В лучшую.
Его лицо ничего не выражало, но мне почему-то показалось, что это равнодушие стоило ему усилий.
— Рад слышать.
Мальбонте хотел сказать что-то ещё, но раздался голос Дино, громогласный, требовательный:
— Никто не пойдёт за тобой.
— Ты так решил?
— Да. Я.
— Сынок, молчи… — прохрипел Фенцио.
— Не говори слов, которых не понимаешь!
Мальбонте отступил в сторону, точно актёр за кулисы: на сцене разыгрывалась другая пьеса.
— Ты не чего не знаешь о том, что я пережил. — разозлился ангел.
— Ты влюбился в женщину. Но мир не должен платить за твои любовные неудачи! — Дино был зол.
— Я сделал эту женщину! Дал ей дорогу! Познакомил с Кроули, убедив стать её наставником. Что уж там говорить, я познакомил её со всей верхушкой. Непризнанную! Надо мной все смеялись. Она знала, что я любил её. Меня должны были отправить на задание, где время не течёт. Для меня бы не прошло и года, но для Ребекки — целая жизнь. Я мог потерять её. Я говорил её, о, Шепфа, я был с ней искренен! Она знала, она всё понимала. И молчала. Жестоко, безжалостно, убийственно равнодушно молчала, зная, что её молчание я воспринимаю как согласие. И я отказался от всего, боясь потерять её. Я признался совету цитадели в своём грехе. А ей это было не нужно. Женщины точно пиявки, яд, заразы, поганки, пожирающие все соки. Мужчины созданы, чтобы прокладывать путь, а женщины идут по этому пути так, словно эта дорога принадлежала с самого начала!
Я громко рассмеялась, заставляя его умолкнуть.