Секрет опричника. Преступление в слободе

Наши места были в ложе, где мы вчетвером и устроились задолго до начала спектакля. И здесь, к моему удовольствию, между Окладиным и Пташниковым опять вспыхнул спор о личности Грозного, о его душевной болезни, которой, по мнению историка, и объяснялись многие поступки царя.

Мы не видели, как заполнился зрителями зал, не слышали, как прозвенел последний звонок, и прекратили разговор только после того, как медленно начала гаснуть люстра под потолком театра.

Занавес раздвинулся, и начался спектакль, как бы продолживший тему, которую мы только что обсуждали.

Участие в следствии по делу о загадочном убийстве царевича Ивана позволило мне понять главное достоинство драмы – автор в основном старался точно следовать за реальными историческими событиями. Сцена с кометой, явившейся, по убеждению Грозного, предвестницей его близкой смерти, на какое-то время вызвала у меня даже сочувствие к царю. Именно в этой сцене он мысленно вернулся к гибели сына. Узнав, что в царские покои в Александровой слободе, где произошло убийство, ударила молния и они сгорели дотла, Грозный говорит:

– Да! Это божий гнев!
В покое том я сына умертвил —
Там он упал – меж дверью и окном —
Раз только вскрикнул и упал – хотел
За полог ухватиться, но не мог —
И вдруг упал – и кровь его из раны
На полог брызнула…

Монолог Грозного был написан с таким мастерством, что я выслушал его, словно чистосердечное признание убийцы, записанное на магнитофонную ленту.

В третьем действии, в роли царицы Марии Нагой, на сцене появилась жена Окладина. Всего несколько сказанных ею слов убедили меня, что это настоящая драматическая актриса, в придачу обладающая яркой, выразительной внешностью.

Психологически верным мне показался и образ Годунова. Его стремление к власти было трагическим путем к пропасти, о которой догадывался Годунов, но уже был не в силах остановить себя, унять свое честолюбие. Не в тот ли самый день, когда он стал свидетелем убийства царевича Ивана, впервые мелькнула у него мысль о возможности занять царский трон? Не способствовал ли он хитроумными интригами, чтобы это убийство произошло?

Последний, предсмертный монолог Грозного был обращен к Годунову:

Я понял взгляд твой! Ты меня убить —
Убить пришел! Изменник! Палачей!
Феодор! Сын! Не верь ему! Он вор!
Не верь ему!..

А может, и в самом деле, как о том написал Толстой, в последний момент жизни у Грозного открылись глаза на человека, которому он так долго и так безоговорочно доверял? Не был ли Годунов причастен и к смерти самого Грозного? Насколько эта сцена соответствовала действительности?

После спектакля Окладин ушел за кулисы предупредить жену, что ведет гостей, а мы втроем направились в гардероб. Взяв у Ольги и Пташникова номерки, я встал в очередь. И тут заметил человека в дубленке и в мохнатой меховой шапке. Стоял он ко мне спиной и лица его я не мог рассмотреть, но напротив него увидел женщину, которую моментально узнал – это была Нина Сергеевна Темина! Сквозь шум до меня долетел обрывок их разговора.

– Как ты здесь оказался? – удивленно спросила мужчину Нина Сергеевна.

– Решил проводить вас домой, повидаться последний раз перед отъездом.

– У тебя ко мне какое-то дело?

Ответ мужчины я не расслышал, они направились к выходу.

Я посмотрел им вслед, и мне вспомнилась встреча на лестнице, когда я возвращался от Алексея Темина, слова соседа Юрия, что на меня напал возле подъезда человек в дубленке.

Неужели он самый?!

Я хотел догнать мужчину, заглянуть ему в лицо и убедиться, не он ли следил за археологом Маловым в Оружейной палате, но в руке у меня были номерки. В этой ситуации мне ничего не оставалось, как дождаться своей очереди, потом я помог одеться Ольге. Короче говоря, когда оделся сам, Нина Сергеевна и мужчина в дубленке уже вышли из театра. Даже если бы я выбежал на улицу, то вряд ли в темноте и толпе смог бы их отыскать.

Я пытался успокоить себя – мало ли с кем могла встретиться Темина – однако тревога не покидала меня.

Мы подошли к служебному выходу из театра, дождались здесь Окладина с супругой. Так, в полумраке зимнего вечера, состоялось мое знакомство с ней.

Я выразил искреннее восхищение ее игрой, что-то похожее на комплимент сказал Пташников, и по бульвару мы неторопливо направились к дому Окладиных, обсуждая спектакль.

За этим разговором, в котором принял участие даже Пташников, сначала отказывавшийся судить о том, в чем, по его словам, был полный профан, мы не заметили, как добрели до дома Окладиных. Напротив, возле освещенного фонарем подъезда соседнего дома, где жили Темины, стояла черная «Волга»; за ней, в темноте, еще один легковой автомобиль.

Когда мы проходили мимо «Волги», из подъезда вышли трое – двое по сторонам и один в центре, с руками за спиной.