И как в прошлый раз, несмотря на то что мы с таким нетерпением ждали ночного гостя, его явление было неожиданным. По крайней мере я уже начал думать, что он не явится, как вдруг раздался знакомый шум электроножовки.
Распиливали решетку окна в боковом нефе. Не в силах сдержать волнение, я поднялся на ноги, но Марк властно положил мне руку на плечо и заставил сесть.
Сделав последний распил, человек за окном вынул решетку и осторожно приставил ее к церковной стене. Потом в темно-синем сводчатом окне возник неясный черный силуэт, человек ловко перевалился через широкий подоконник и спрыгнул на пол. Замер у окна, прислушиваясь и сдерживая возбужденное дыхание.
Ничто не насторожило его, и он уверенно направился к иконостасу, за которым затаились мы с Марком.
Мне показалось, мы не в церкви, а в кинозале, и перед нами в темноте мелькают кадры, снятые в Александрове.
Только неизвестный приблизился к Царским вратам, Марк рывком поднялся, узкий луч электрического фонарика ударил в темноту и высветил фигуру взломщика.
Перед нами с сумкой через плечо стоял чернобородый.
Он конвульсивно дернулся, хотел броситься назад к окну, но сразу же сообразил, что убежать не удастся, и обмяк, безвольно опустил голову.
– Ваши гастроли закончились, прошу сдать инструменты, – просто, без иронии, сказал Марк.
Чернобородый стянул с плеча сумку.
– Оружие есть?
– Я не уголовник! – презрительно бросил он.
– Да, преступники бывают разные, – вроде бы согласился Марк. – Может, вы себя и преступником не считаете?
– Я не убивал и не воровал! – повысил голос чернобородый, и тоскливый взгляд его скользнул по иконе евангелиста Иоанна на Царских вратах.
Марк поймал этот взгляд:
– Плана, который вы так настойчиво ищете, здесь тоже нет.
Освещенное ярким лучом электрического фонарика лицо чернобородого вытянулось от изумления.
– Вы знаете?!
– Что не знаем – вы расскажете. – И Марк подтолкнул чернобородого к выходу из церкви.
Неподалеку стоял милицейский газик, я не слышал, как он подъехал. Из темноты появились двое милиционеров, усадили чернобородого в кабину. Все было сделано четко, без суеты.
Мы с Марком сели в его «москвич», оставленный за земляным валом, и через несколько минут были в отделении милиции – двухэтажном здании на берегу озера Неро.
В комнате, где проводился предварительный допрос, остались я, Марк и чернобородый. Только здесь он узнал меня, потемнел лицом от злости и растерянности. Сработал тот самый психологический момент, на который рассчитывал Марк, приглашая меня принять участие в этой операции, – чернобородый решил, что за ним давно следили.
Марк положил перед собой листы чистой бумаги, к которым потом так и не притронулся, и задал чернобородому первый вопрос:
– В Москве вы называли себя Кириллом Борисовичем, в александровской гостинице представились как Кондратий Иванович Бусов. Ваши настоящие имя и фамилия?
Чернобородый посмотрел на Марка, потом на меня – и отвел злые, мрачно блестящие глаза в сторону:
– Я – Отто Бэр, сотрудник торгового представительства… – И он назвал одно из европейских государств.
Это признание поразило меня. Вспомнил девчонку-экскурсовода, которая сказала возле Ильинской церкви в Ярославле, что чернобородый похож на иностранца. А мне это и в голову не приходило, акцента в его речи не слышалось совершенно.
Марк воспринял это известие спокойно, из чего я заключил, что он к уже давно знает, кто такой чернобородый.
– Прежде чем отвечать, вы имеете право вызвать представителя вашего посольства, – напомнил Марк.
Отто Бэр криво усмехнулся, закинул ногу на ногу.
– Пока нет необходимости. Потом, в Москве, я воспользуюсь своим правом. Вы не ведете протокола. Следовательно, это еще не допрос?
– Считайте это предварительным собеседованием.
– В таком случае – приступайте.
– Собственно, сейчас меня интересует одно – какой план вы разыскивали в церквах Москвы, Сергиева Посада, Александрова и Ростова?
– Маршрут указан точно, – одобрительным тоном заметил чернобородый. – Вы не теряли времени даром.
– Я жду вашего ответа.
– Это длинная история. Очень длинная, – уставясь в одну точку, повторил чернобородый.
– Мы не спешим.
– Хорошо, я буду откровенен, – решительно заявил Отто Бэр и начал свой рассказ глухим, монотонным голосом, не меняя позы и чуть покачиваясь на стуле.
Вот что мы услышали…
– В нашей семье из поколения в поколение передавалась и бережно хранилась тяжелая тетрадь с резными серебряными украшениями на кожаном переплете. По семейному преданию, тетрадь принадлежала нашему далекому предку Гансу Бэру, который нанялся на службу к Ивану Грозному, был опричником и вернулся на родину только после смерти царя. Все эти годы он вел дневниковые записи о наиболее важных событиях русской истории и собственной жизни. Не знаю, какими соображениями он руководствовался, но дневник был написан по-русски.
После смерти Ганса Бэра тетрадь досталась его наследникам, которые древнего русского языка не знали, историей не интересовались, и дневник больше четырех столетий пролежал в библиотеке нашего родового поместья непрочитанным.