– Перечитайте его знаменитый рассказ «Шесть Наполеонов», где преступник в поисках спрятанного бриллианта разбивает гипсовые бюсты Наполеона, пока на очередной краже его не задерживает мудрый Шерлок Холмс. Признайтесь – в вашем рассказе очень похожая ситуация, только вместо бюстов – Царские врата, а вместо бриллианта – план тайника с новгородскими сокровищами.
Мысленно я вынужден был согласиться с этим замечанием, однако был к нему уже подготовлен:
– «Детектив – весь из логики и рационализма, отсюда наличие у него определенной схемы, но схема эта настолько совершенна, что дает неограниченное количество вариаций», – наизусть процитировал я где-то вычитанную фразу. – Так что недостаток, о котором вы говорите, – продолжение достоинств детектива.
– Судя по тому, как рьяно вы защищаете детективный жанр, ясно, что вы тоже являетесь его горячим поклонником.
– Разумеется. Иначе не последовал бы вашему совету, – не стал я запираться.
Ольга посмотрела на меня искоса и произнесла нерешительно, с вопросительной интонацией в голосе:
– Когда я читала ваш рассказ, у меня иногда создавалось впечатление, что вы чего-то недоговариваете.
Я знал, чего не хватало в моем рассказе, – ясности в отношении Окладина, который стал прообразом одного из моих героев, о чем Ольга легко могла догадаться. Но неужели она догадалась, в чем я подозреваю ее отца?
От одной этой мысли меня бросило в жар. А если мое мнение об Окладине ошибочно? Не составил ли я свое представление о нем на случайных, не связанных между собой совпадениях, которые не имели к истории с чернобородым абсолютно никакого отношения? Но как тогда быть с фактами, упрямо говорившими другое?
Конечно, я не мог поделиться этими сомнениями с Ольгой и постарался увести разговор в безопасное русло:
– Ну а хоть что-нибудь вам понравилось в моем рассказе? – вроде бы в шутку спросил я.
– Мне показались любопытными ваши исторические отступления. Пожалуй, они даже интересней, чем детективная линия. В частности – всё, что касается гибели царевича Ивана. Жаль только, вы так и не попытались разобраться в подлинных причинах этого убийства.
Я согласился, что преступление в Александровой слободе заслуживает большего внимания, но для того, чтобы написать о нем, надо, как сказал Пташников, провести целое расследование.
– Ничего, вы о нем еще напишете, – убежденно заявила девушка.
Я удивился, почему она так решила.
– У меня такое предчувствие, – чисто по-женски, не опираясь на логику, ответила Ольга.
В этом она оказалась совершенно права – преступление в Слободе станет темой расследования, о котором я позднее напишу. Но даже самый проницательный читатель не мог предвидеть, к каким неожиданным последствиям приведет публикация рассказа об аресте чернобородого.
Мне не терпелось узнать, что же конкретно возмутило Окладина в моем рассказе, чуть было прямо не спросил Ольгу, но тут она сама завела этот разговор:
– А вот папе ваш рассказ не понравился. Он так заявил: если вы решили написать занимательный детектив, то нечего замахиваться на историю. «История – слишком серьезная наука, чтобы ее упрощать, она не нуждается в популярном изложении», – довольно-таки похоже изобразила Ольга своего отца и его манеру изъясняться.
Я поддержал шутливый разговор, а про себя подумал: как трудно угодить читателю – краеведу не хватило в моем рассказе того, что считал совершенно лишним Окладин.
Это еще раз доказывало, какие они несхожие люди, как по-разному относятся к истории, в чем я имел возможность убедиться еще при первой встрече с ними.
– Мы из-за вашего рассказа чуть не поссорились вчера, – весело продолжила Ольга. – Из писателей, кроме Карамзина, папе вообще никто не нравится, да и то, пожалуй, только его «История государства Российского». Подозреваю, что «Бедную Лизу» он так и не прочитал, поскольку там отсутствует исторический материал.
– Куда уж мне с Карамзиным тягаться.
Стрельнув в меня раскосыми глазами, Ольга наблюдательно заметила:
– А все-таки вам неприятно, что рассказ ругают, не так ли?
Я опять попытался отделаться шуткой:
– Еще Горький сказал, что все авторы самолюбивы, как пудели.
Закинув голову, Ольга непринужденно рассмеялась.
– Не принимайте слова папы близко к сердцу – в последнее время он постоянно ворчит. Наверное, расстраивается, что мама долго с гастролей не возвращается. Раньше эти летние разлуки он легче переносил…
Но я видел причину плохого настроения Окладина в другом – в обстоятельствах, связанных с делом Отто Бэра и его арестом в Ростове. Видимо, публикация моего рассказа как-то навредила Окладину, спутала его планы, потому с таким неприятием он и отнесся к нему. Но что именно испугало его?
Тут я вспомнил просьбу Марка узнать, где Окладин отдыхал в прошлом году. За весь вечер, проведенный в гостях у историка, я так и не нашел подходящего момента, чтобы спросить его об этом.
– А в отпуске ваш отец был? Может, он просто устал?
– Отпуск он уже отгулял – вы с ним познакомились, когда он возвращался из дома отдыха.
– Ах, да! А где он отдыхал?