Секрет опричника. Преступление в слободе

Мысленно проклиная Пташникова за болтливость, я вынужден был подтвердить и этот факт. Но Окладин не успокоился:

– Иван Алексеевич говорил, что план, нарисованный сотрудницей музея, находится у вас?

Я колебался, не зная, как лучше ответить историку.

– Да, он был в моей записной книжке, – наконец с трудом выдавил я из себя.

– Почему – был? – в голосе Окладина прозвучало неподдельное удивление. – Куда же он теперь делся?

У меня стало создаваться впечатление, что своими вопросами Окладин прижимает меня к стенке. Поэтому пошел на хитрость:

– Я отдал план Марку. Ему он нужнее.

– Ах, вон как! – разочарованно произнес Окладин. – Очень жаль. Хотелось бы взглянуть на этот таинственный план.

– Зачем?

– Как зачем? Чтобы попытаться найти место тайника, – прямо ответил Окладин, но теперь в его голосе мне послышалась издевка. – Наверное, рассказ вы тоже написали по просьбе вашего приятеля из МВД?

– Почему вы так решили?

– Чтобы заполучить записки опричника, надо убедить Отто Бэра в бессмысленности дальнейших поисков тайника. Не так ли?

Я промямлил что-то невразумительное, и Окладин сухо попрощался со мной, так и не получив ответа на свой вопрос. Ни о Новгородском погроме, ни о самом рассказе историк не обмолвился ни словом. Было ясно, что он звонил только ради плана тайника, но вряд ли поверил мне, что я отдал его Марку.

Долго в этот вечер я не мог заснуть, все больше убеждая себя, что именно Окладин звонил в Борисоглебский музей. Чернобородый сообщил ему, что последние Царские врата из Новгорода оказались там, но сам не успел до них добраться, был арестован. Тогда Окладин и позвонил директору музея. Все сходилось.

Или это все-таки не Окладин? – опять приходили сомнения. Слишком мало он был похож на злоумышленника.

Уже глубокой ночью, вспоминая последние события, я подумал, что человек, интересовавшийся по телефону Царскими вратами из Новгорода, может сам появиться в Борисоглебе.

Эта мысль окончательно лишила меня сна. Едва дождавшись утра, я позвонил директору музея. На мой вопрос, когда будут выставлены из запасников новгородские Царские врата, тот довольно ответил:

– Опоздали, дорогой товарищ. Их еще вчера реставраторы поставили на место.

– Вчера? – механически переспросил я. – А у вас в музее ничего не случилось?

– А что должно было случиться?

Мне было трудно ответить директору музея, поскольку я и сам точно не знал, что могло произойти с Царскими вратами теперь, когда чернобородого уже выдворили из страны.

Тогда я поставил вопрос иначе: не интересовался ли этими Царскими вратами кто-нибудь из посетителей?

– Из посетителей – никто. А вот из милиции – спрашивали.

– Из милиции? – поразило меня сообщение директора.

– Да, ко мне обратился сотрудник МВД с просьбой встретиться с хранительницей фондов – той самой, которая видела план за иконой евангелиста Иоанна.

– И давно это было?

Примерно полчаса назад.

– Значит, они уже встретились?

– К сожалению, не получилось. Она по делам уехала к вам в Ярославль и будет здесь только во второй половине дня.

– А где этот сотрудник милиции сейчас?

– Вроде бы он хотел дождаться Нину Алексеевну.

– Вы посмотрели у этого сотрудника удостоверение?

– А как же! Все в порядке, вот только фамилию не запомнил. Прекрасно знаком с музейным делом. Я даже не догадывался, что в пашей милиции есть такие эрудиты.

Я спросил директора музея, как выглядит этот «эрудит», уже не сомневаясь, что он назовет мне точные приметы Окладина.

– Симпатичный молодой человек спортивного типа. Такой, знаете ли, современный…

Эта характеристика никак не подходила к Окладину. Я растерялся. Значит, в музее появился кто-то другой. Но кто? Подручный чернобородого или все-таки Окладина? А может, это действительно сотрудник отдела МВД, в котором работал Марк? Где еще можно найти милиционеров, профессионально разбирающихся в музейном деле?

Я позвонил в Москву Марку, но к телефону никто не подошел. Что было делать? Все больше я склонялся к тому, что в музее объявился подосланный Окладиным самозванец – исключая меня, Марка и Пташникова, только историк знал, что хранительнице фондов удалось восстановить план по памяти.

Безуспешно попытавшись еще раз дозвониться до Марка, я быстро собрался и отправился на автовокзал, чтобы первым же автобусом выехать в Борисоглеб. Я понял, что не успокоюсь, пока не выясню, кто он такой – этот эрудированный сотрудник милиции.

Автобус до Борисоглеба ушел перед самым моим носом, от досады я чуть не вернулся назад, но тут мне повезло – двое пассажиров искали попутчика доехать до Ростова на такси. Я договорился с шофером, что он подбросит меня до Борисоглеба, до самого музея.

Всю дорогу я лихорадочно посматривал то на часы, то на километровые столбики. На мое счастье, шофер оказался лихачем, от Ростова до Борисоглеба довез меня за считанные минуты, правда, потребовав пропорциональную скорости плату.

Когда я появился в кабинете директора музея, напротив него сидела знакомая мне хранительница фондов.