— Там Всеволод Григорьевич, один бедняжечка!
— Нет, он с бабушкой, но…
— Да ясно, ясно с тобой все! Смотри, не переборщи с любовью, а то ему скучно станет! И вообще, любовь еще успеется, надо о деле думать! Это здорово, что твой Севочка на машине приехал! По крайней мере мы сможем проследить за профессором! Ладно, сегодня уж ему не до того, твоему Медынскому, а завтра с утра надо делом заняться!
— Когда они пришли домой, в саду под яблоней уже стоял новый стол, и Всеволод Григорьевич старательно стругал рубанком столешницу.
— Ой, Всеволод Григорьевич, как здорово у вас получается! — восторженно заверещала Муська.
— Да не особенно! Но — сойдет!
— А где вы научились столярничать?
— Жизнь, Мария, многому научить может!
— Глубокая мысль, — тихо заметила Виктоша.
— А бабушка где?
— За ней девчонка какая-то прибежала, сказала, что дедуле плохо, вот Ефросинья Макаровна и ушла.
— Это хорошо! — заявила Виктоша. — Всеволод Григорьевич, мы тут кое-что еще о нашем профессоре узнали… — И она рассказала Медынскому последние новости.
— Между прочим, — начал он, — тот факт, что «Шевроле» подарил ему сын, кое о чем говорит.
— И о чем же? — хитро спросила Виктоша.
— О том, что он, возможно, и не имеет к этой истории никакого отношения. Вам это в голову не приходило?
— То есть как? — поразилась Виктоша.
— А так… Может, это случайное совпадение…
— Ни фига себе совпадение! — закричала Виктоша. — Денис видел его в лесу у тайника в первый день — это раз, бандиты все время говорили о профессоре — это два, — загибала пальцы возмущенная Виктоша, — в день, когда мы утопили эту пакость в болоте, он напился и кричал о катастрофе планетарного масштаба — это три.
— Погоди, Виктория, не кипятись! — перебил ее Медынский. — Я же ничего не утверждаю, я просто основываюсь на презумпции невиновности…
— Да какая, к черту, презумпция! Тут такие дела творятся, а вы… Вот давайте завтра попробуем проследить за профессором, тем более, у вас машина… Он каждый день куда-то на своем «Шевроле» гоняет! А насчет того, что это сын подарил… Ерунда все это! Отмазка для глупых! Просто надо как-то оправдать такую машину у бедного старого профессора. Ну и для его жены… Она, кстати, очень хорошая женщина!
— Это верно, — поддержала подругу Муся. — У нее на редкость чистая аура!
— А у профессора? Ты должна бы чувствовать…
— Я уже говорила, что у него неясная аура, там всякое может быть…
— Но, как говорится, однозначно утверждать, что он темная личность, ты все-таки не можешь?
— Однозначно не могу, но все же он мне очень не нравится!
— Ну это уже кое-что! Хорошо, я согласен, давайте завтра попробуем последить за ним, а я попытаюсь с ним познакомиться, поговорить… Как, по-вашему, это возможно?
— Вполне! Он очень даже разговорчивый! Ко всем встречным и поперечным лезет с разговорами… — сообщила Виктоша.
— Особенно, если выпьет, — добавила Муся.
— Что ж, можно будет и выпить с ним! — засмеялся Медынский. — Но главное — позвонить вечером в Москву! Кстати, если сегодня мы ничего не выясним, придется мне все-таки завтра вернуться!
— Нет! Нет! — закричала Муся. — Получится путаница, вы уедете, Денис приедет… Мы с ним договорились, если он никого не найдет, то вернется!
— «Что-то я такого уговора не помню, — подумала Виктоша, — но Муська зря врать не станет, может, я просто забыла…»
— Вечером они поужинали за новым столом. Бабушка была страшно довольна.
— Вот мне радость на старости лет! Сколько народу в доме! Это все внученька моя, умница, добрая душа, — сказала она, когда Муся пошла за чем-то в дом. — Вот и тебя, Севочка, ко мне еле живого привезла, а теперь гляжу на тебя — сердце радуется!
— И у меня, Ефросинья Макаровна, глядя на вас, сердце радуется! Вы же — мечта журналиста! Я про вас уже статью написал, правда, не для газеты, а для одного журнала! Там и фотография ваша цветная будет!
— Да ты что? Это, выходит, я на старости лет знаменитой стану? Ох, только ты, милок, адреса моего не давай, а то, неровен час, повалит сюда народ лечиться, а местные меня со свету сживут.
— Да что вы, конечно, никакого адреса! Я ведь понимаю!
— А вот Дениса нашего ты знаешь?
— Не имел чести, — усмехнулся Медынский.
— До чего же золотой парень! Умненький, сердешный, сирота круглая, а не озлобился, очень я к нему прикипела, верно, оттого, что у меня кругом одни девки: две дочки, две внучки…
— Две дочки? Две внучки? — удивилась Виктоша. — Первый раз слышу!
— А чего удивительного? Старшая-то моя дочка далеко… В Америке. Замуж еще на первом курсе института выскочила, а там вскоре и уехала. Уж как она за границу рвалась. И по ее вышло!
— А она приезжает к вам? — спросила Виктоша.
— Нет, ни разу не была… Пишет раз в год, на ихнее Рождество. Только из писем знаю, что внучка у меня в Америке растет, может, когда вырастет, захочет бабку свою повидать, — с грустью проговорила Ефросинья Макаровна.
— «Странно, Муська ни разу даже не упомянула, что у нее в Америке двоюродная сестра и родная тетка. Наверное, эта тетка у них в семье отрезанный ломоть», — думала Виктоша.
— После ужина девочки и Медынский собрались на почту.