Секрет рисовальщика

— Видели этих архаровцев? — кивнул он головой в сторону уходящей к горизонту машины. — В Афган закидывают. Говорят, нашим там сейчас совсем туго приходится. Духи как сообразили, что русские и вправду уходят, сразу оборзели.

— Смотри-ка, ты как знал, — обратился ко мне Воронян.

— Это ты о чем, сержант? — Дятлов явно был настроен на продолжительную беседу.

— Да вот рядовой Майзингер уже успел предположить, что им туда.

— Ага, — старшина раскуривал сигарету, — а потом их обратно в цинке привезут. И кому-то опять придется их стенания выслушивать.

— Материнские, что ли? — поддержал я беседу.

Воронян снова ухмыльнулся. А Дятлов посмотрел на меня так, словно я над ним издевался.

— Послушай, Майзингер, ты что, на самом деле придурок или только прикидываешься?

Я ну никак не ожидал такого продолжения. Поэтому откровенно обиделся. Но прежде, чем я успел хоть что-то ответить на его оскорбительные слова, вмешался Воронян.

— Дятлов, — спокойно, но с металлом в голосе произнес он, — вернись на землю! Парень совсем еще новенький. Он действительно не понимает…

— Что я не понимаю? — Во мне все кипело.

Однако Воронян словно и не заметил моего возмущения:

— Если хочешь что-то рассказать, то рассказывай. А прикапываться к нему не надо.

Дятлов слушал молча. Желваки так и ходили под кожей. Он затоптал бычок и достал из кармана маленький пакетик.

— Насвай будешь? — спросил он меня. — Ташкентский! Не какое-нибудь там птичье дерьмо.

— Спасибо, — отказался я.

— А я возьму, — протянул широкую ладонь армянин.

Старшина Дятлов высыпал ему в руку несколько зеленых шариков и столько же закинул себе в рот. Потом бросил свой рюкзак рядом со мной и уселся на него.

— Ладно, не обижайся, — он снова обратился он ко мне, — давай я тебе и вправду лучше расскажу.

— Хорошо, — поднялся Воронян, — вы пока здесь беседуйте, а я пойду пройдусь.

Сказав это, он направился к вышке деспетчеров.

— Еще до того, как я сверхсрочником стал, мне пришлось служить в Какайтах. Служил я в роте охраны. Охраняли зоны с МИГами. Два часа на посту, два — в дежурке и два — спишь.

— И так круглые сутки? — не поверил я.

— И так круглые сутки, и не один месяц подряд.

Я сочувственно помотал головой. А Дятлов тем временем продолжал:

— Однажды осенью восемьдесят шестого к нам прилетел «Черный тюльпан». Знаешь, что это?

— Нет.

— Это грузовые самолеты, в которых перевозят цинковые гробы с останками погибших военных. На боку такой машины часто натрафаречен цветок — черный тюльпан. Тот борт прилетел прямиком из Кабула и следующим утром должен был отбыть куда-то в Россию. Его отогнали на запасную полосу, в самый ее конец. Охранять этот самолет мы должны были только ночью. В наряде нас было трое. Первый заступал в десять вечера. Я должен был сменить его в час ночи. А меня сменяли уже в четыре. На семь тридцать утра намечался вылет.

— Товарищ старшина, вы же говорили, что смена всегда только два часа длилась. Как же так? — поинтересовался я.

— А ты внимательный, черт! — улыбнулся Дятлов и пояснил. — Это был особый караул. На моей памяти вообще единственный был. Хотя «тюльпаны» я уже и раньше видел.

— А-а!

— Без четверти час меня повезли на пост. Остановились мы метрах в ста от борта. Прапор, разводящий, из кабины вылез и по тенту стучит. Это такой сигнал, мол, давай вылазь. Пошли мы к самолету, а около него никого не видно. «Что за черт? — ругается прапорщик. — Куда это хохол подевался? Неужели где-нибудь дрыхнет?» Подошли мы к борту поближе. Нет никого. Обошли самолет кругом. Тихо. Прапор уже решил в караул звонить. Но в это время из темноты потерявшийся хохол выруливает. Прапор на него налетел: «Где ты шляешься, морда? Да я тебя под трибунал отдам!» — кричит. А хохол ко мне: «Закурить есть?» — спрашивает. Я свою заначку из-под панамы достаю и ему протягиваю. Смотрю, у него руки дрожат. «Небось, последняя?» — спрашивает. Я говорю: «Да фиг с ней!» В это время прапор видит, что с хохлом что-то не то происходит, и мне говорит: «Заначку спрячь! Потом выкуришь». А сам из кармана свои достает и нам предлагает. Хохол пару раз затянулся — и нет сигареты. Прапорщик его спрашивает: что, мол, случилось? А тот головой в сторону борта кивает и говорит: «Ребята-то никак не успокоятся…» Мы с прапором переглянулись. Ничего понять не можем. А хохол продолжает: «Один мать все время зовет. Другой стонет».

— В самолете, что ли? — не поверил я своим ушам.

— В том-то и дело, что в самолете, — ответил Дятлов.

— И что дальше? — не выдержал я.

— А что дальше?… Я стоять на этом посту отказался. Как прапорщик ни ругался, но заставить меня не смог. Потом вызвали летунов. Тех самых, что с бортом прибыли. Наш особист приехал и начальник караула. Летуны, когда их в курс дела ввели, как-то странно на хохла посмотрели. А один из них и говорит: «Ты парень, в своем ли уме? Там же ни одного целого нет. Руки, ноги да головы. Все, что после нападения на танковую колонну собрать удалось».

Договорить Дятлов не успел. Из подъехавшего УАЗа вылезли майор Галкин и капитан Стриж. Подошли остальные, и мы стали готовиться к погрузке в самолет.