От одной мысли о костылях меня подташнивает, но в этот раз даже мой безудержный оптимизм дает задний ход, потому что – нужно быть реалисткой – я и шага без них не сделаю.
— А Нина и… Антон уже уехали? – спрашиваю с безразличным видом, но паника шепчет, что моя ложь очевиднее, чем свеженький прыщ на кончике носа.
— У твоей сестры важное совещание, Антон повез ее в редакцию, - отвечает мама. И подмигивает мне, шепотом, как будто отец может этого не услышать, добавляет: - Вот ведь… обманщики, за спинами у родителей…
— Меня сейчас стошнит, - жалуюсь я.
Стошнит чистой неуправляемой черной ревностью.
Глава сорок первая: Антон
Еще никогда мне не было так тяжело вести машину. Ни разу, хоть я за рулем с девятнадцати лет и по праву считаю себя внимательным и осторожным водителем. Во всяком случае, пара ДТП, в которых угораздило вляпаться, были не по моей вине.
Но сейчас я среди бела дня пролетаю на красный, только чудом не нарвавшись на ребят с жезлами, потом слишком резко даю по газам, и только ремни безопасности спасают Нину от неизбежного удара лбом о приборную панель. В завершение не очень удачно вписываюсь в поворот и все-таки притормаживаю на стоянке около магазина.
Я видел, как она упала. Просто на ровном, блядь, месте, растянулась, как годовалый ребенок, еще толком не научившийся ходить. А все потому, что одному великовозрастному барану вздумалось припереться без предупреждения и размахивать долбаной игрушкой.
— Я знала о вас, - на удивление спокойно говорит Нина.
Что я должен на это сказать? В ножки поклониться, что прикрыла наш с Таней секрет? Прикрыла грудью от гнева Туманова?
А, черт!
— Спасибо. – Скупо, но это пока единственное, на что способны мои мозги. А еще это искренне, потому что она в самом деле нам подыграла.
— О чем ты только думал, Антон?
Сначала мне даже кажется, что это не ее слова, а голос моей совести, у которой почему-то не едкий мужской фальцет, а голос Нины Тумановой. Но нет: Нина смотрит прямо на меня, и вопросительно ждет, когда я созрею для вразумительного ответа.
— Ей девятнадцать лет, а ты сделал ее своей любовницей, - продолжает Туманова, так и не услышав от меня ни слова. – Думаешь, я не в курсе, как ты обычно выбираешь женщин и на каких условиях?
Конечно, она в курсе: хоть мы и не из одной сферы, но все же вертимся в тех кругах, где невозможно совсем уж избавиться от досужих сплетников. А я, в общем, никогда не скрывал, что меня не интересуют свидания, и вообще я настроен на формат долгоиграющих отношений без финала под марш Мендельсона.
— Я не собираюсь обсуждать это с тобой, Нина.
— А придется, Антон! – Она нервно выдергивает ремень безопасности, поворочаюсь ко мне всем корпусом. – Она ни с кем не встречалась, это ты понимаешь?! У нее не было мальчиков, не было нормальных свиданий с кино, цветами и ужином с родителями. Она вообще не от мира сего, потому что слишком маленькая и слишком наивная. Увидела тебя – и тут же нарисовала любовь на коленке. Любовь, в которую по-настоящему искренне верит. А тебе не хватило ума просто сказать ей «нет».
Это звучит слишком… честно, чтобы мне не хотелось еще раз попытаться закрыть ей рот, но, раз уж плотину прорвало, я должен вытерпеть все это дерьмо. Желательно еще и не утонуть в нем, потому что раздрай в собственной душе превращается в гирю на связанных щиколотках.
********
— Ты думал, что будет дальше? – продолжает пилить Нина и то, что я до сих пор ее слушаю, можно списать на картины распухающей прямо у меня перед глазами Таниной ноги.
Не знаю, почему это так в меня въелось, я сам частенько падал в детстве, ломал и руки, и ноги, потому что до какого-то возраста у меня просто не работали тормоза. Да и Андрей часто «ломался», один раз прямо у меня на глазах. Но никогда и ничего меня не ковыряло так сильно, как постоянные падения и травмы моей малышки.
— Думал о том, что она, возможно, захочет большего? Захочет нормальных отношений, встреч на виду, держаться за руки или, боже упаси, захочет замуж?
До офиса, где она работает, ехать еще минут двадцать, и я уже знаю, что это будут самые длинные двадцать минут в моей жизни. Потому что Нина не успокоится, пока не выскажет все, что думает о моем образе жизни, и потому что я все больше отдаляюсь от Туман, которая – даже не сомневаюсь – с каждой минутой все сильнее себя накручивает. Нужно позвонить ей сразу же, как избавлюсь от Нины. И плевать, будет кто-то рядом или нет.
— Твоей сестре уже девятнадцать, Нина. – Я все же слишком резко трогаюсь с перекрестка, и мысленно проклинаю и валящий снег, и серую пасмурную зиму, и Туманову, которая решила, что имеет право читать мне нотации. Но я все же слишком хорошо воспитан, чтобы грубить женщине, которая, к тому же, вроде как выставила себя лгуньей ради нас с Таней.
А хуже всего то, что теперь я почти уверен – не вмешайся Нина со своей помощью, я бы сказал правду Таниным родителям. Но это – постфактум, какая-то приправленная безнаказанностью храбрость, потому что в тот момент я мог думать только о Тане и ее сломанной ноге.