Секрет виллы «Серена»

«Молодец?» – подумала Эмили, когда они сели за столик в углу и Джина щелкнула пальцами, подзывая официанта. Что это значило? Она знала, что со своими лохматыми волосами и неряшливой одеждой и в подметки не годится эффектному Майклу. Его бывшая девушка, титулованная студентка из Кинга, – она действительно была призом, который стоило принести в «Витторио». Он водил ее сюда? Может, это такой обряд посвящения, своеобразное испытание ризотто?

– Ты всех своих девушек сюда приводишь? – спросила она, когда они ели хлеб, окуная его в зеленое оливковое масло, и пили холодное просекко.

– Конечно нет, – ответил Майкл. – Ты первая.

– Почему?

– Потому что я знал, что ты понравишься маме, – сказал он, осушая бокал и протягивая его проходящему мимо официанту.

– Ну вот еще, – возмутился официант. – Сам отнесешь.

Ухмыляясь и бормоча что-то по-итальянски, Майкл прогулялся к бару и вернулся с бутылкой.

– Я не могу, – сказала Эмили. – У меня занятие в два.

– Прогуляй, – ответил Майкл. – Когда ешь в «Витторио», торопиться нельзя.

– Этот ресторан принадлежит твоей маме?

– Она им управляет. Принадлежит он моему дедушке, Нонно Витторио. У него есть еще один в Лондоне.

– Я думала, ты поляк.

– Мой папа поляк. Мама итальянка. Ее родители приехали сюда до войны. Она родилась в Лондоне.

– Так она настоящая англичанка.

– Эмили, – сказал Майкл серьезно, наполняя ее бокал, – никогда, никогда не говори этого моей матери.

Потом она так и не смогла вспомнить точно, что ела в этот первый раз. Блюд, казалось, было невероятно много, но подавали их без определенного порядка. Несколько зерен черного ризотто; три порции пасты в восхитительном сливочном соусе; мясо с травами и чесноком; хлеб с блестящими ломтиками печени; сочная, нежная отбивная, которая, со слов Майкла, была из кролика; оливки с начинкой из анчоусов; томаты, фаршированные каперсами; равиоли с трюфелями.

– Я это все не съем, – продолжала повторять Эмили.

– Конечно съешь, – уверил Майкл, сверкая глазами в пламени свечи. – Просто не спеши.

Он потянулся и снова наполнил ее бокал.

Два часа уже давно прошли. Три часа, четыре часа, пять часов. В конце концов пришла Джина и посидела с ними, пока они пили горький черный кофе из крошечных золотых чашек. Майкл поджег этикетку от амаретто и смотрел, как она поднимается к потолку, роняя хлопья пепла. «Если упадет на тебя, то это к счастью», – сказал он, и Эмили помнит, как немного расстроилась, когда ниточки пепла упали не на нее, а на Джину, ее сияющие волосы и усыпанные драгоценностями руки. Джина наливала им крепкий красный ликер из запыленной бутылки. Это было похоже на чародейный напиток, и к этому моменту Эмили была уже совершенно очарована.

– Так ты любишь моего сына? – спросила Джина, взлохмачивая Майклу волосы.

– О да, – радостно ответила Эмили. – Я очень его люблю.

– Это хорошо, – сказала Джина, – потому что это значит, что и я тебя полюблю.

Глава 6

Мысли из Тосканы

Эмили Робертсон

Для feste нет подходящего английского слова. Это занятное итальянское изобретение, комбинация религиозного пира и вечеринки до самого утра. Иногда в Тоскане его также называют sagra. Sagra della bistecca, пир бифштексов; sagra della lumaca, пир улиток. Только в Италии у еды может быть собственный день пиршеств.

Феррагосто в августе – это festa, чтобы закончить все festas. Предполагается, что праздник в честь Вознесения отмечается пятнадцатого числа, но на самом деле длится почти весь август. Вся Италия в августе уходит на каникулы и предается удовольствиям день за днем.

В этом году меня попросили помочь с готовкой для празднования Феррагосто в нашем маленьком городке. И пока я стояла у жаркой печи, я наконец почувствовала себя настоящей частью семьи.

– Porchetta per favore[39].

– Aspetta uno momentino[40].

Эмили с мокрыми от пота волосами пытается ловко переложить стейки с поркеттой на гигантскую булочку. Они падают обратно на гриль, угли шипят. Ее соседка, черноволосая женщина, которая и словом с Эмили не перекинулась, профессионально переворачивает стейки на хлеб, добавляет соль и перец и шлепает сэндвич на ожидающую тарелку.

– Grazie, – слабо говорит Эмили. Женщина не отвечает.

Уже десять вечера, а люди все еще едят. На площади под гигантским навесом расставили столы, и семьи смеются, болтают и едят в свете сотен фонарей, установленных вокруг. Но семья Эмили не вместе. Чарли с Олимпией, сидит у нее на коленях и ест мороженое с фундуком. Сиена, скорее всего, где-то с Джанкарло. «Я с группой», – объявила она раньше полушутя. А Пэрис? Эмили не видела Пэрис с тех пор, как та с содроганием отказалась от поркетты и исчезла в шумной, полной дыма ночи.

Эмили жарко и скучно, она вся пропиталась запахом свиного жира и уже сыта всем этим по горло. Она уже собирается снять фартук и пойти на поиски Пэрис, когда чей-то голос произносит:

– Brava, миссис Робертсон. Спасибо, что присоединились к нам.