— Теперь, Морис, я не буду плыть по течению, снедаемый скукой, у меня есть в жизни цель — вылечить это дитя, такое прекрасное и такое, судя по всему, несчастное, спасти его, быть может, отомстить за него…
Человек, что прицепился к экипажу и выдержал под ним весь путь до Парижа, незаметно выскочил в нескольких шагах от конечного пункта. Он потянулся, потопал ногами, чтобы размяться и, обратившись к груму[16], — тот вышел из ближних ворот, — спросил об имени хозяина особняка по соседству.
— Князь Березов, русский, известный богач, — ответил грум.
— А… Очень хорошо, благодарю вас. — И проворный соглядатай неспешно удалился, словно гуляя.
«Теперь я знаю, где она и как имя того, кто ею интересуется, — думал Бамбош, сын кабатчика. — Доложу обо всем графу насчет бегства. Он крепко обозлится, видать, малютка его здорово прихватила. Лишамору, мамаше Башю и мне, понятно, не поздоровится. Но я теперь знаю средство, чтоб его умилостивить».
ГЛАВА 10
Состояние Жермены ухудшалось. За первыми симптомами, что так напугали князя и заставили его как можно скорее перевезти больную к себе, последовали другие, еще более серьезные.
Два врача, спешно вызванные, качали головами и ничего определенного не говорили, что у медиков обычно равносильно признанию в бессилии.
Оба доктора — профессора Медицинской академии, один — крупный специалист по внутренним болезням, а другой хотя и молодой, но уже известный научными трудами в области клинической медицины — сразу определили, какой жестокий недуг поразил пациентку. Доктор Ригаль прошептал слово менингит[17], доктор Перрье согласился, а князь, не зная, что это слово почти равносильно смертному приговору, все спрашивал и спрашивал дрожащим голосом:
— Вы ведь спасете ее, господа?! Спасете? Не правда ли?
— Мы сделаем все, что может медицина. Согласны с этим, Перрье?
— Разумеется. Но врачебный долг обязывает предупредить вас, что болезнь очень серьезна, князь, и состояние больной почти безнадежно.
Мишель побледнел.
— Она вам близкий человек, не так ли? — спросил Ригаль.
— Вчера я совсем не знал ее, но сегодня кажется: если она умрет, я тоже умру.
— Можете ли вы хотя бы сказать, каково ее положение в обществе, основная профессия, образ жизни?.. Может быть, вам известно, при каких обстоятельствах, вероятно трагичных, начался у нее тяжкий недуг? Все это имеет большое значение, вы, конечно, понимаете не хуже нас.
Князь в коротких словах рассказал о встрече с Жерменой и добавил:
— Больше я о ней ничего не знаю. Ничего решительно!
— Вы сказали, ее платье хорошо сшито, но из дешевой ткани, — заметил профессор Перрье. — Можно предположить, что она работает в каком-нибудь ателье. На такую же мысль наводят многочисленные уколы иголкой на пальцах.
— У нее следы собачьих укусов на теле, — заметил доктор Ригаль, — но самое большее, что могло произойти от них, — это сильный испуг и, как следствие, сжатие сосудов головного мозга.
— Следует учесть, что она тонула, — добавил коллега. — Важно было бы знать, как задолго перед утоплением она поела.
Поскольку любой врач всегда в какой-то степени бывает криминалистом, профессор с живостью сказал:
— Кто знает, не стала ли она жертвой преступления? Князь, могу я попросить вас выйти на минутку, нам необходимо остаться одним.
Мишель покорно повиновался.
— Можете войти, — позвал Перрье через короткое время. — Бедная девушка подверглась бесчестью, — печально сказал профессор. — Следы совсем недавно совершенного насилия.
— Какая подлость!.. — вскричал с гневом русский.
— И один этот факт насилия уже может быть причиной ее болезни, — сказал Ригаль.
Врачи предписали режим и удалились, сказав, что станут по очереди навещать больную, сколько потребуется.
Для князя, что стал участником драмы, началась новая жизнь. Он замкнул двери для всех, кроме своего друга и поверенного Мориса Вандоля. Отказался от всех развлечений: клубов, театра, бегов и других удовольствий. Заняв под большие проценты крупную сумму, расплатился с долгами, в том числе и с карточным долгом графу Мондье. Мишель поселился в комнате рядом с той, где лежала Жермена. Сто раз на дню он отрывался от книги, которую рассеянно читал, и, тихонько ступая по ковру, подходил к постели больной.
Монахиня, что дежурила возле нее, — девушка с бледным лицом, кроткими глазами, полными милосердия и веры, — со словами сострадания на устах поднимала голову Проникнутый великим почтением к ее неиссякаемому терпению и самоотверженности, князь тихонько спрашивал:
— Ничего нового, матушка?
— Ничего нового, месье.
Расстроенный, он подходил, иногда осторожно брал горячую руку, щупал беспорядочное биение пульса и отправлялся к себе, не в силах видеть блуждающий взгляд Жермены и слышать ее неразборчивые слова. Молодой человек испытывал почти физические страдания, когда слышал, как девушка иногда стонет от нестерпимой боли в мозгу.
Морис Вандоль приходил каждый день и подолгу сидел с другом. Князь Березов совершенно переродился. События внешнего мира его не интересовали, он всей душой сосредоточился на Жермене.