У Клиффорда трое сыновей. Ферма предназначалась им в наследство. Она была их будущим, а потом явились вы и отняли его. Жаль, что вас не было со мной в тот день, Мина. Если бы вы почувствовали то же, что и я, возможно, что-то шевельнулось бы в вас, пробудило угрызения совести. И тогда вы могли бы хоть что-то исправить. – Я смотрю на нее. Глаза у нее закрыты, но я настойчиво продолжаю: – В лес Суэйнстон я взяла с собой веревку. Хотела повеситься. Чтобы мое тело нашли на том же месте, что и тело Джона Фрейзера. И чтобы установили связь – между ним, мной и вами. Как я была зла из-за того, что вас нет рядом и вы не видите то, что вижу я! Это и заставило меня покинуть лес и вернуться домой. Моя злость на ваше отсутствие. Вот что с тех пор двигало мной.
Я щиплю ее за руку, сжимаю пальцами, скручиваю ее кожу. Она сидит не шелохнувшись. Ничего не чувствует.
51
Выйдя за дверь ее комнаты, я жду и прислушиваюсь. Тишина. Я несу поднос вниз, заглядываю в кабинет, собираю грязные стаканы и возвращаюсь на кухню. Загружаю ее тарелку, ложку и стаканы в посудомойку и включаю ее. Гонять технику ради такой малости слишком расточительно, но вся посуда должна быть безукоризненно чистой. Сковороду и деревянную ложку я мою руками.
Дождь закончился, я смотрю, как капли срываются с мясистого листа какого-то растения в свете одного из садовых фонарей. Волшебное зрелище. Вижу, охранник уже на ногах. Свет его фонарика во влажном тумане выглядит нездешним, неземным. Он совершает формальный обход, никуда не торопится, не спеша шагает по дорожкам. Направляется в сторону дома. Скоро он увидит меня в окне, я помашу ему, и он, несомненно, ответит мне кивком. Скорее всего, он примет меня за Мину или Маргарет. Злоумышленники не включают посудомоечные машины, проникнув в чужой дом. Домашние хлопоты – отличная маскировка.
Я вытираю руки посудным полотенцем, прохожу по нижнему этажу, возвращаю каждый ключ на свое место. Когда утром явится Маргарет, все должно выглядеть как обычно.
Конечный пункт моего обхода – кабинет. В нем горит свет, шторы задернуты. Шум воды в водостоках, как всегда, вызывает у меня ощущение уюта. Я достаю телефоны Мины и включаю их. Они сразу принимаются выдавать сообщения, я наскоро просматриваю их, но оставляю без ответа. «Спасибо» от Энди, все остальные – по работе, даже приглашения на ужин и то деловые, а не дружеские, хотя в ее мире граница между работой и личной жизнью размыта. Как здания, мимо которых я проходила по пути к «Эплтону»: из-за нарядных ящиков с цветами на окнах и блестящих черных входных дверей не разберешь, где жилой дом, а где офис.
Я сажусь за стол, открываю ноутбук Мины, перечитываю поправки, которые мы внесли в ее мемуары этим утром. Мне нравилось смотреть, с каким выражением она их печатала, я пытаюсь представить себе, какими будут лица тех, кто прочтет эти строки потом. Я восстанавливаю на ноутбуке прежний пароль, затем проделываю то же самое с мобильниками. Больше отказывать ей в доступе к ним незачем.
Я вынимаю из сумки свой ноутбук, открываю его и начинаю печатать: «
Я отвечаю на все те вопросы, которые мне задавали на суде, только на этот раз – чистую правду. Это всего лишь исповедь секретаря, но я стараюсь, чтобы она была настолько подробной, насколько это в моих силах. Рассказываю обо всем, что знаю, обо всем, что слышала, что видела, обо всем, что меня просили сделать, и обо всем, что сделала. По крайней мере, этого хватит, чтобы изобличить Мину Эплтон как лгунью, способную манипулировать другими людьми и заставлять их лгать ради нее. Убеждать она умеет. Уверена, все это поймут. Я достаю из кармана пустую флешку, переписываю на нее свою исповедь, потом распечатываю ее и расписываюсь на каждой странице. Пока я держу эти страницы в руках, мой гнев проходит, и, когда я наконец берусь за телефон, рука у меня больше не дрожит. Эд Брукс отвечает на звонок сразу – он ждал его.
– Миссис Бутчер? Кристина? – Он просит меня называть его просто Эдом.
– Да. Я все написала, распечатала и подписала. Пять страниц. Я сегодня отправлю их вам по почте.
Он просит меня прислать и файл по электронной почте – на всякий случай. У меня возникает чувство, будто мы коллеги, заработавшиеся допоздна в офисе.
– А вам удалось записать свой разговор с ней? – спрашивает он и откровенно радуется, когда я отвечаю, что удалось. – Молодец! Я понимаю, вам было нелегко.
Я не отвечаю.
– Кристина?.. С вами все в порядке?
– Не совсем.
– Вы поступаете правильно, – уверяет он.
– Надеюсь. Но ничего не могу с собой поделать. Я до сих пор считаю, что обязана быть преданной ей. Понимаете, я много раз лгала
Он приходит в волнение. Тревожится, что она добьется судебного запрета на публикацию.