Секретарь

Сазонова, его упрямая Ирочка, краснела, бледнела, поджимала губы, утыкалась в бумаги и переделывала, пересчитывала, исправляла, как он просил. Он даже стал думать, не уволить ли её к чертям. Ну, честное слово, детский сад! От неё хотят-то самую малость. Нет, закусилась. Что ж, он тоже может закуситься.

Грамотная осада состоит в чём? В том, чтобы дать осаждённому расслабиться между приступами. И Виктор Владленович неделю или десять дней как бы терял к Сазоновой интерес, наблюдая издалека, с высоты положения, как она отмокает, отходит, размораживается, а пальцы и губы перестают мелко подрагивать при звуках его голоса. Дадим ещё денёк? Конечно, дадим! Звери мы что ли?

Ах, красивая!

Конечно, через эти десять, хорошо, одиннадцать дней всё начиналось снова. Сазонова! Ты! Где? Ты думаешь, эти цифры… Да я! Виктор Владленович, распаляясь, изливал накопленное на пойманную врасплох Ирочку. Багровел, некрасиво брызгал слюной, чувствуя изнывающую натянутость внизу живота. «Здесь не богадельня! Мне нужны профессионалы, а не слепые клуши, которые не могут сложить одно число с другим и получить сумму! В конце концов, вы думаете нормально работать?».

Так пролетели апрель и май.

Всё по науке. Конечно, ему было немного жалко Ирочку, она осунулась и стала прятать глаза. Но сама ведь дура. Ей чуть ли не прямым текстом говорят, что в её ситуации кочевряжиться смысла нет, кровать готова или, пожалуйста, безработных много, можно и пополнить, так сказать, собой контингент за дверями. А дети? А квартплата? А одежда-обувь-еда? Можно же чуть-чуть уступить!

В конце мая Виктор Владленович подслушал, как Сазонова жалуется Олечке Несимской о том, насколько он не выносим, как костью стоит в горле, и о том, что моча в голове и мозг не совместимы. На что Олечка, умница, выпалила ей в растерянное лицо: «Ирка! Он же переспать с тобой хочет! Фишка у Вощановича такая, он через постель самоутверждается в женском коллективе (что было немножко обидно), переспишь, он и отстанет, у него сразу это… интерес пропадает».

Виктор Владленович порскнул к себе в кабинет и даже руки потёр: ну, теперь-то, кажется, дело двинется. Фигуры расставлены, ходы записаны. Полная ясность в глазах и телодвижениях. Должна уступить.

И вот пошла уже третья неделя июня, отлетел чёртов пух, город омыло дождём, потрясло громом, ошпарило грозой, а Сазонова словно Олечку Несимскую и не услышала. Похорошела, посвежела, сделалась нестерпимо притягательной, словно у неё, втайне от Виктора Владленовича, появился ухажёр. Или же решилась и готовит себя к ночи с начальством? Вот это было бы хорошо.

Вчера Виктор Владленович вызвал её к себе и сказал: «Ирочка, головной офис планирует сокращение в нашем отделе, и вы являетесь одной из кандидаток на эту, не скрою, болезненную процедуру. Вы — хороший работник, да, но как-то мы с вами… не срабатываемся. Послезавтра я жду вас у себя на квартире. Мне думается, мы всё обговорим и подведём какую-то общую черту под нашими прошлыми и, надеюсь, будущими отношениями».

И завтра… Да, завтра.

Створки разошлись. Виктор Владленович шагнул из лифта и, придерживая сумку локтем, полез в карман брюк за ключами. Куда она денется? — весело подумалось ему. Всё, или сюда, или на все четыре стороны. Хватит уже чесаться. Открыв дверь (два замка), он скинул туфли, защёлкнул «собачку», навесил цепочку, освободился от носков, закинул их в корзинку в ванной и босиком пошлёпал в спальню. Там он достал из сумки ало-золотистую коробку дорогих конфет и пузатую бутылку шампанского, поставил их на низкий стеклянный столик, предвкушая, как будет пододвигать его Ирочке, ах, попробуйте, попробуйте, замечательное пралине, и замер.

В затенённом шторой кресле в углу кто-то сидел.

Вощанович мотнул головой. Ну, бред, обман зрения. Механически прикрываясь от морока опустевшей сумкой, он потянулся к выключателю на стене.

— Не надо, — сказали вдруг из кресла.

Виктора Владленовича продрало холодом и следом сразу же бросило в жар. Это кто? — метнулись мысли. Спецслужбы? Убийца? Сосед с верхнего этажа сполз на балкон? Сумка выпала из ослабевшей руки.

— Виктор Владленович? — уточнили из кресла.

Голос был молодой, но очень неприятный, злой. Чувствовалось, что его обладатель к хозяину квартиры не очень настроен.

Вощанович кивнул.

Человек встал и шагнул ближе. Виктор Владленович обнаружил, что смотрит, в сущности, на мальчишку, на парня лет шестнадцати-семнадцати, высокого и худого, с едва пробившимися усиками. Вор! — подумал он. Форточник! Залез, чтобы обворовать. Но почему не сбежал? Не нашёл денег?

Деньги на хозяйство у Вощановича лежали в кухонном шкафчике, под ножами и ложками, в старых газетах. Поройся — и вот они. Виктор Владленович прищурился, обретая поколебленную было уверенность в себе.

— Ты! Ты вообще кто такой?

Он с силой, стараясь устрашить гостя, хлопнул ладонью по выключателю. Вспыхнула люстра. В её свете стало видно, что парень не испугался ни хлопка, ни тона. Рубашка, курточка, джинсы, старые кроссовки. Какой-то совсем приземлённый видок.

— Виктор Владленович, я хочу вас предупредить, — сказал он.