Сидя в гостиной, кто-где, ребята закидали меня вопросами, на которые у меня не было ответов. Ну откуда мне знать, как там? Начать сочинять? Да и не помню ничего, пустота. Даже нет ощущения, что меня полгода не было. Словно прилегла поспать. Поэтому отвечала просто: «Нормально там…», — а у самой сердце до боли сжимается, как будто я нечто важное упускаю. Морщусь, виски тру, а ничего не понимаю.
А потом мне часа три рассказывали о том, что в университете происходит и как живут журналисты. Нормально живут: практику проходят, на телевидение приглашали. Маринка, вон, у депутата Ленинградской области интервью брала. Все ждут моего возращения в новом учебном году. Говорят, тоска без меня. Некому деятельность разворачивать. А я вдруг поняла, что вообще не хочу возвращаться. Никуда. И журналистика мне вдруг неинтересна стала. С трудом отсидела этот вечер и сильно устала.
Когда гости разошлись, взяла альбом, с которым с некоторых пор не расставалась, и вышла на балкон.
К моему удивлению следом вышел Эдуард. Он давно скинул строгий пиджак и галстук, оставшись в голубой рубашке и серых брюках. Молча встал и достал сигарету. Посмотрел на меня, помял фильтр и убрал назад в пачку.
— Ну что ты, Рыжик? — без сочувствия спросил мужчина. Просто, словно о погоде спрашивает. И странно, мне не было противно, не захотелось поправить мужчину, как делала это с мамой. Хотя каждый раз, когда меня звали «Рыжик», душу наизнанку выворачивало.
— Плохо, когда ничего не помнишь, — призналась я, снова рисуя «монстра», как говорит мама. А мне нравился этот каменный монстр. Если во Вселенной есть Бог и Дьявол, то второй вполне мог быть таким.
— А есть что вспомнить? — мужчина высунулся из окна, глядя вниз.
— Наверное, — пожала плечом и отложила альбом. Руки были цветными от мелков. — По крайней мере, меня не покидает такое ощущение.
— Раз не покидает, значит, вспомнишь, — поворачиваясь, произнёс Эдя. — Ты главное не грусти, мать не расстраивай. Всему своё время. Ты девочка умная, всё вспомнишь, — мужчина растрепал мои волосы, заставив сердце биться чаще.
— Вы правы. Спасибо, — улыбнулась и вышла.
С этого момента я и правда стала грустить меньше. При маме старалась не рисовать, а рисунки больше не вешала на стену, кроме одного. Мужчины с глубокими глазами…
Через неделю адаптации я вдруг занялась шитьём. Вот в жизни иголки в руках не держала. А тут села и решила куклу сшить.
Эдуард быстро встал на мою защиту, когда мама снова запричитала, что я сильно изменилась.
«Подумаешь. Ну чем ей дома заниматься, ты ведь никуда не пускаешь, кроме больницы, никуда и не ходит. Девке скучно, вот она и ищет себе развлечения. Пусть лучше шьёт, чем по подвалам с наркоманами шарится». Я только кивала, полностью Эдю поддерживая.
— Худенькая совсем, доча, ты стала, — сетовала утром мать перед работой. Эдуард намазывал тост.
Подавила приступ тошноты, сглотнула и взяла протянутый мужчиной хлеб.
— Меня тошнит от ваших витаминов и процедур, кусок в горло не лезет, — тихо произнесла, ощущая, как взбунтовался желудок, рот наполнился слюной. Обычно до такого не доходило: помутит немного и отпустит.
— Потерпи, солнышко, — улыбнулась мама и погладила меня по голове. — Немного осталось, у тебя иммунитет совсем слабый, тебе восстанавливаться нужно.
— Ну всё, не дави на девочку, — мягко возразил мужчина. — Поправится, — уверенно констатировал он, сразу мать успокоив.
Куснула тост, запила молоком и буквально через минуту поняла: зря я это затеяла.
Выскочила из-за стола, сбивая Клауса, сидящего в проходе, и упала на колени, склоняясь над белым товарищем.
Меня выворачивало, а в дверях причитала мама, и кажется, звонила в скорую. После комы за мной несколько ужесточился контроль. Чихнуть даже нельзя.
В итоге из-за меня предки пропустили работу, Эдуард решил меня не оставлять наедине со взволнованной родительницей.
— Женщины такие импульсивные, — пояснил мужчина, держа меня за руку, пока я бледнела на диване, ожидая врача. Я понимающе улыбнулась, ощущая себя значительно лучше, но разве маму убедишь? Сама же говорила: «реабилитация», «требуется время», «организм ослаб», — и сама тут же панику устроила.
Фельдшер в синих бахилах измерила мне давление под причитания матери и сбивчивый рассказ о моём положении «комовца». После этого со мной перестали церемониться, погрузили на носилки, хотя я могла идти на своих двоих, и отвезли в первую клиническую.
К моему счастью, попался толковый врач.
— Месячные когда в последний раз были?
Мои глаза чуть не выкатились на стол. Хорошо, мама в приёмной сидела и не слышала. Её бы удар хватил.
— Эм… доктор. Я вообще-то из комы месяц назад вышла. Я не знаю.
— Я в курсе, Алёна Валентиновна. Поэтому и спрашиваю. Судя по выписке, организм функционирует нормально, к этому времени уже должен наступить новый цикл.
— Может, сбой? — предположила я. — Всё-таки полгода комы…
— Может, и сбой, но пройди-ка ты в кабинет УЗИ. Я сейчас свяжусь с Натальей. Пусть посмотрит придатки.