Секретарь старшего принца 6

— А ты думаешь об этом последствии вампиризма рассказывают вот так, честно? — убрав руки от лица, Танарэс криво оскалился. — Думаешь, всех предупреждают? Ты видел моё лицо до этих изменений, ты видел, что я стал вампиром в очень молодом возрасте, когда ещё трудно понять и просчитать все последствия. Да и не все вампиры знают, какой он — этот голод. Единственный, кто честно обо всём рассказал — Санаду. Но даже у него не хватило смелости рассказать об этом со всей серьёзностью: он многое завуалировал пафосом, шутками и представлением себя достойным похвалы чистильщиком всякой падали и преступников. Он показал себя этаким героем, а голод — инструментом возмездия. Но голод он не делит окружающих на плохих и хороших, это не божественное провидение, указывающее на тех, кого надо уничтожить во благо других существ. Это тупое животное чувство. Как думаешь, почему истинных, переродившихся вампиров мало? Потому что мало кто по доброй воле, сам в состоянии перебороть голод и не дать себе пищи, пока перерождение не свершится. Вампир скорее впадёт в безумие и наестся, чем позволит физическому телу умереть.

Снова Танарэс уставился на меня.

— Сочувствия от меня ожидаешь? — удивлённо предположила я.

— Понимания. Немного понимания, что далеко не все вампиры жаждут превращаться в кровопийц. Понимания, что мы в беде. В смятении. Мы уязвимы сейчас и представляем угрозу для окружающих не по собственной воле: нам самим страшно и плохо.

Умолкнув, он продолжал следить за мной безумным взором красных глаз, обрамлённых вспухшими бледными венами. А я подумала, что, возможно, старшие вампиры от природы такие уродливые всегда, просто при недостатке магии не утруждают себя маскировкой.

— Мне всё равно, страдаете вы или нет, — ответила я. — Если при мне вампир попробует кого-нибудь съесть, я убью. И для меня не имеет значения, по своей воле кто-то нападал или нет, я остановлю убийцу. А сейчас рассказывайте, что было дальше.

— Я ненавижу Неспящих за то, что они восхваляют это наше состояние, как естественное и правильное, за то, что они культивируют голод. За то, что убили мою сестру. Я понимаю твою ненависть как никто другой, я тоже хочу добраться до них и уничтожить…

— Я устал, — честно призналась я и потёрла переносицу. — Я невыносимо устал от ваших попыток разговорить меня, найти между нами общность, устроить нравоучения по поводу моей мести, моих планов, мотивов, поведения. Мы не друзья и не будем ими, потому что я не люблю вампиров. Вы вызываете у меня отторжение. Я могу общаться с вами довольно близко, но это проявление вежливости, часть обязанностей, это что угодно, кроме сочувствия, понимания и любого иного подобного отношения. Вы неприятны мне все. Особенно сейчас, когда только что пришлось смотреть на убитых офицеров, зная, что их дети осиротели, а родные лишились своих любимых. Сделайте одолжение: хотя бы сегодня, хотя бы в память об убитых, о которых вы вроде как сожалеете, пусть в несколько эгоистичной форме — не пытайтесь залезть мне в душу. Да, я хочу отомстить. Если вы можете помочь, я не отвергну помощь, но на этом — всё. Теперь же, пожалуйста, давайте вернёмся к заполнению протокола.

Помедлив, Танарэс опять ссутулился и, разглядывая свои искорёженные руки, стал сухо перечислять, кто на кого как нападал. Король Элемарр неплохо потрепал Изрель, жаль, она быстро прирастила отрезанную руку. Санаду за нападение на Аранских ударило откатом клятвы не вредить, которую он давал для того, чтобы его допустили к ментальным манипуляциям над ними. И против голода ему помог браслет с более плотными и потому не пострадавшими магическими кристаллами, по счастью оказавшийся у Валерии.

Танарэсу досталось и от щита императора, и от Ланабет, успевшей его подстрелить.

Наших убили архивампиры Келтар и Алиастис — выпили, отравили своей магией. Внутри шевельнулось что-то вроде облегчения: мне было бы трудно принять моё мирное общение с Танарэсом, если бы его не успели остановить.

— Увы, меня сдержали силой, — зачем-то признался он. — Я не так хорош, как думал о себе.

— Это всё, что вы можете сказать о происшествии? — спросила я.

— Да.

Я дописала последние слова и поднялась, прошла до перегораживающего кабинет щита, протянула сквозь него листы:

— Ознакомьтесь с протоколом и если согласны — поставьте подпись внизу каждой страницы, а в конце запишите, сколько страниц в протоколе.

— Перо, — Танарэс забрал мои записи.

Отступив, я обмакнула перо в чернильницу и вместе с ней подошла к границе, медленно протолкнула перо сквозь щит.

Не читая, Танарэс положил листы на колено, расписался на каждом (пришлось ещё раз обмакнуть ему перо), в конце вписал число листов и снова расписался.

— Не смею вас задерживать, — с облегчением произнесла я, сквозь преграду втягивая обратно листы и перо.

Нас разделял всего шаг. Танарэс смотрел на меня сверху вниз, придерживая кончики листов так, чтобы я не могла их забрать.