— Могла до того, как оказалось, что дедушка их предал.
— Это выяснилось совсем недавно. К тому же твоего брата убили не из-за манипуляций деда. И твоего отца, мать. Всех в твоём родовом замке.
— Император меня недолюбливает.
— Публичность требования решила бы эту проблему. Ты могла бы попросить о помощи Лина: он хорошо к тебе относится, и его можно соблазнить экспериментами над вампирами, особенно над их лидерами. Я подтолкнул тебя к Валерии, и ты могла использовать её тоже. Но ты эти варианты даже не рассматриваешь, ведь правда? Ты сама делаешь всё, чтобы твоя жизнь была связана с Элором.
— Дарион, я бы не согласилась выйти за тебя, если бы…
— Ты даже в постели не можешь мне отдаться. Что бы я ни делал, ты никогда не распахивала подо мной крылья!
Вода нервно подрагивала на полу. Глупо было думать, что Дарион, всю жизнь проживший рядом с драконами, не выяснил такой маленький интимный нюанс как неконтролируемый выпуск крыльев в момент оргазма.
— Дарион, я любила тебя. Может, не так, как должна любить женщина, но я любила тебя за то тепло, за те чувства, что давали мне твои эмоции. За то, что ты меня согревал. За то, что любил. А ты своими руками отдал меня тому, кто ненавидит меня и боится так сильно, что я всерьёз думаю: Элор скорее убьёт меня, чем позволит связи избранных между нами возникнуть. Что он убьёт меня, испугавшись, что я уже залезла ему в голову и что-то там поменяла. Ты так увлёкся тем, что я чувствую к Элору, что совершенно забыл о том, что он чувствует к таким, как я. Ты обрёк меня на одиночество и страх.
— Или на изменение его сознания. Ты можешь убрать страх Элора перед менталистами.
Я горько рассмеялась:
— Ты тоже считаешь менталистов этакими всесильными существами, которые по щелчку пальцев могут перекраивать сознания?
Дарион внимательно смотрел на меня. В тусклом свете там, на границе комнаты, его глаза под надбровными дугами казались тёмными провалами.
Похоже, ему нечего было ответить.
— Изменять существ довольно сложно, — тихо ответила я. — Изменение таких глубинных эмоций, переживаний, страхов требует кропотливой глубинной переработки воспоминаний, всего сознания. Это больше, чем просто стирание каких-то фрагментов памяти. Это изменение личности. Моего отношения к нему тоже. И не забывай о том, что такие перемены в поведении Элора вызовут подозрения у семьи в том, что я с ним что-то сделала. Учитывая историю моего дедушки — вряд ли они обрадуются моему вмешательству в мозги Элора.
— То есть ты просто боишься, — осторожно предположил Дарион.
Я качнула головой и уткнулась лбом в сложенные на спинке руки:
— Ты не поймёшь.
— Я полагал, драконы радуются, обретя избранных, пытаются наладить с ними жизнь. И Элор может помочь тебе принять истинную форму.
Сердце кольнуло бесполезной тоской.
Оттолкнувшись от спинки, я слезла с кресла. Вода ходила волнами под моими босыми ногами. Подойдя к сидящему на корточках Дариону, я опустилась перед ним на колени. Опустила ладони на покрытые чеканной бронёй плечи. Заглянула в глаза с большими тёмными радужками.
— Дарион, — я позволила голосу звучать мягко, по-женски.
Потянулась к нему. Ощутила его дыхание на своих губах. Дарион внимательно и немного растерянно следил за мной. Резким толчком я опрокинула его на спину в фыркнувшую воду, оседлала его, склонилась к самому лицу в обрамлении плавающих прядей. Я почти касалась его губ. Ощущала, как напрягается его тело, меняется дыхание.
Дарион хотел меня. В нём ничего не погасло от того, что он отдал меня другому, только к желанию добавилась боль потери.
Так же я готова была достать для Элора Валерию, если это спасёт его жизнь.
Но разница в том, что Дарион мою жизнь не спасал.
Если бы он не выпустил меня тогда из Башни порядка, Элор бы умер. Со временем я бы узнала, что могла его спасти. Дарион мог бы сказать, что не знал, где меня искать. Он медведеоборотень, он мог скрыть и эмоции, и чувства. Правда, я бы потребовала снять блокирующий чувства амулет и всё равно узнала бы правду.
И что тогда?
Я упёрлась ладонями по бокам от головы Дариона, вода омывала мои руки.
— Я могла быть твоей, — прошептала томно, снова почти касаясь его губ. — Могла бы принадлежать тебе целиком и полностью…
— Неправда, — тихо отозвался Дарион и мягко коснулся моих бёдер. — Ты не можешь быть полностью моей, потому что ты сама себе не принадлежишь.
Он зажмурился, словно один мой вид причинял ему боль, словно он пытался избавиться от моего образа, но его прикосновение к бёдрам стало увереннее.
— Ри, я зашёл узнать, как у тебя дела, поддержать, помочь с пробуждением стихий, обучением ими управлять. Не надо меня дразнить. Мне тоже больно. И если бы я мог хотя бы надеяться на взаимность, на то, что могу сделать тебя счастливой, я бы никому тебя не отдал. Я бы даже против Аранских пошёл.
На меня накатила такая тоска по нашим ночам вместе, по тем часам, когда мне было так легко и уютно в его руках…