Ускользнуть не успеваю: Элор перехватывает меня под живот и валит на мех, придавливает мощным телом. Миг — и я уже распластана на покрывале, горячий член прижат к моим ягодицам, Элор чуть сдвигается, укладывая его ровно в ложбинку между ними.
— Менталистка, — соглашается Элор, прикусывая меня за основание шеи, пробираясь пальцами по животу ниже. — Хладнокровная. Жестокая. Вероломная. Лживая.
Я дёргаюсь, но Элор возбуждающе тяжёлый, перехватывает мою руку, не позволяя опереться на локти для толчка, резко сжимает мои ноги, не давая упереться коленями и толкнуть бёдра вверх. Жар разливается между ними. А его рука, пока я извиваюсь по меху, добирается до цели, и пальцы скользят, выискивая самую чувствительную, столько раз приласканную языком точку. Я дёргаюсь, рычу:
— Не нравлюсь — не держу.
Пламя разливается в моей крови, выплёскивается в воздух золотистыми, не обжигающими искрами.
— Опасная, — шепчет Элор на ухо и прикусывает мочку, не позволяя слишком дёргать головой, поводит бёдрами, продавливая меня, позволяя острее ощутить его возбуждение. — Р-р-р…
Борясь с жаром его тела, я передёргиваю плечами, но Элор прижимается слишком плотно, и его пальцы виртуозно скользят, подхватывают разливающуюся между ног влагу, смягчая собственное движение.
— Я буду использовать телекинез, — в мех рычу я. — И поверь, тебе будет больно. Очень больно.
— Мне не привыкать к тому, что ты делаешь мне больно, — Элор целует и прикусывает шею. Облизывает укушенное место, ласкает меня между ног. — И если ты меня ударишь, это не отменит всего того, что было. А всё, что я сказал о тебе — правда, подтверждённая твоими же действиями. Ну, может быть, кроме хладнокровия: ты слишком огненная.
Искры сыплются с моих волос.
— Элор, какой Бездны ты говоришь все эти гадости?
— Я констатирую факты. И ещё один факт: несмотря на всё это, ты здесь. Объявлена моей избранной официально. Я помогаю тебе с местью. Я пытаюсь строить с тобой отношения. И я хочу тебя, моя
Не до крови, но ощутимо, и вдоль позвоночника вместе с выступающей чешуёй пробегает жар. Как же я жаждала подобного укуса семь с половиной лет назад, когда в крови горела брачная магия. Когда я безумно хотела принадлежать ему.
Уверившись, что я больше не сопротивляюсь, Элор скатывается с меня, тянет за плечо, переворачивая на спину, и моя голова оказывается на его предплечье. Его рука практически сразу снова оказывается между моих ног, три пальца врываются внутрь, а большой остаётся снаружи, мягко кружа и надавливая, кружа и надавливая. Не так эффектно, как язык, но… Язык завладевает моим ртом. Элор целует так жадно, что мне трудно дышать, мне не хватает коротких передышек на его судорожные вдохи, я снова не управляю бёдрами, натягивающимися струнами нервов, по которым прокатываются волны лихорадочного, сладкого напряжения.
И когда в судорожном спазме вырываются из спины крылья, Элор ловко закатывает меня себе на грудь, так что мои крылья трепещут над нами, бьются о ближайшую одежду. И пока я пытаюсь отдышаться, жадно хватаю ртом воздух, Элор перехватывает мою руку. Его пальцы зарываются мне в волосы, прижимая к его пряно пахнущей горячей груди, он хрипит, толкаясь бёдрами навстречу, помогая ласкать его и одновременно притягивая к себе. Член в моей руке содрогается от пульсации, и Элор, выгнувшись на своих трепещущих крыльях, прижимает меня к себе, изливая горячее семя мне на живот, постанывая над моим ухом.
А потом целует-целует меня, обнимая ещё крепче. Он очень горячий, какой-то лихорадочно безумный, а я вдруг понимаю: согласием приласкать его тогда, на столе, я невольно сдвинула границу нашего физического взаимодействия от изначально оговорённого условия — что в попытках меня соблазнить он только упражняется.
Глава 17
Это похоже на безумие: у нас столько дел, а мы целуемся и катаемся по меховым покрывалам. Я аккуратно, чтобы не задеть мех, очищаю нас с Элором от его семени, предвкушаю появление нового сокровища, но на этом рациональное надолго отступает.
Поцелуи.
Прикосновения.
Аромат корицы.
Щекотные касания меха.
Горячее сбивчивое дыхание.
Возбуждение на грани удовольствия.
И снова поцелуи-поцелуи до одурения.
Точнее — до ясного рассвета.
Осознав, что время уже не такое и раннее, толкаю нависшего надо мной Элора. Но лишь прикусывание его языка вынуждает его остановиться.
— Время, — напоминаю я.
Тяжко вздохнув, Элор скатывается с меня на меховое покрывало. Подкладывает ладони под голову и просто глубоко дышит. Восстанавливает спокойствие и трезвость мысли. И если он в процессе этого восстановления смотрит в потолок, я, наоборот, прикрываю глаза. И тоже глубоко дышу.
Тело… горит. Слишком чувствительное. Всё ещё жаждущее прикосновений. Даже не самой разрядки, наверное, а именно прикосновений. Тепла.
Ещё одна брешь в моей броне.