Стоял прохладный осенний день, когда царь принял прибывших. Он сидел под сенью своих любимых олеандров, водя носком мягкого сапога по золотистому песочку дорожки, и внимательно выслушал почтительный доклад генерала, помощника шефа жандармов.
— Ваше величество уже изволили отдать распоряжение о маршруте?
— Да, — кивнул Александр, — мы с княгиней давно задумали прогуляться на яхте до Одессы, а оттуда поездом.
— Но, ваше величество, на море стоит дурная погода. Шеф жандармов считает...
Царю показалось, что он ослышался.
— ...считает, что вам надо ехать прямо от Симферополя. Литерные поезда уже приготовлены на симферопольском вокзале.
— Что?! — повысил голос Александр. — Изменить мое распоряжение?!
— Ваше величество, — умоляюще заговорил генерал, — Александр Романович Дрентельн покорнейше просит вас не ездить в Одессу. Там что-то готовится. На улицах видели Преснякова.
Александру стало невыносимо противно. Бояться Преснякова! Он хорошо помнил эту фамилию по отчетам и докладам Третьего отделения. Года три назад Пресняков заколол агента Шарашкина; потом покушался на жизнь агента Беланова; был взят, но сбежал по дороге из тюрьмы на допрос, засыпав караулу глаза табаком; вскоре после этого царю доложили: вероятно, это он застрелил агента Жаркова. Путь Преснякова отмечен убийствами царских слуг, и, возможно, конечно, что сейчас он добирается до него, Александра. Возможно! Но как все-таки противно повелителю России бояться какого-то Преснякова!
Лицо царя исказилось неприятной гримасой, щека задергалась. Увидев этот приступ царской истерики, чиновники Третьего отделения с облегчением поняли: дело выиграно, царь поедет из Симферополя...
А в Петербурге канцелярию Кирилова лихорадило от работы. Десятки телеграмм с пометками «Срочно. Секретно» уходили и приходили каждый день, кого-то подстегивали, напоминали, угрожали, предупреждали, изолировали — и расчищали «зеленую улицу» литерному поезду его величества.
Никогда еще так слаженно, как в эти дни, не работали Кирилов и Клеточников. Как машина, с невероятной быстротой и точностью выполнял помощник делопроизводителя новое поручение начальства — расшифровывал и зашифровывал строго секретные депеши. Готовые к чтению телеграммы ложились на стол действительного статского советника ровно через три минуты после их поступления. Клеточников никому не хотел уступать даже крупицы этой важнейшей работы, которая позволяла ему быть в курсе всех мер по охране императора. Он не уходил с дежурства домой, ночуя и питаясь в Третьем отделении. Казалось, на этот раз ему обеспечен новый чин!
14 ноября Николай Васильевич положил на стол перед шефом экстренную телеграмму из Елисаветграда:
«Сегодня на елисаветградском вокзале, — гласила она, — задержан жандармами прибывший одесским поездом неизвестный человек, ехавший в Курск и называющий себя почетным гражданином Тулы Ефремовым. При задержании оказал сопротивление. В багаже Ефремова больше пуда взрывчатых веществ. На допросе объявил себя социалистом. Произвожу дознание.
Начальник поста майор Пальшау».
Едва прочитав телеграмму, Кирилов со всех ног кинулся в кабинет шефа жандармов. Минут через пятнадцать он вышел оттуда крайне довольный. Мурлыкая что-то себе под нос, шеф агентуры показал Клеточникову резолюцию Дрентельна. Его высокопревосходительство своим бисерным почерком изволил написать на бланке наискосок: «Не к проезду ли императорского поезда готовился?» Мудрая сообразительность начальства привела Кирилова в столь хорошее настроение.
— Вот кого мы с тобой взяли! — похвалился он. — Это дело без награды не оставят. За работу, Николаша, за работу!
По телеграфу потребовали данные паспорта Ефремова — для проверки; потребовали выслать его фотографию во все губернские жандармские управления для опознания; напомнили насчет подробного рапорта об обстоятельствах задержания; а взрывчатку — хотя она и считалась вещественным доказательством — Кирилов требовать не стал и приказал взорвать там, на месте.
За делами время прошло незаметно. И вот, наконец, пришла телеграмма: литерные поезда отошли от симферопольской платформы. Вот они миновали Харьков... Орел... Калугу...
Поздно вечером 19 ноября пришло сообщение, что царский поезд благополучно прибыл в первопрестольный град Москву.
— Ну вот, братец, отстояли мы вахту, — важно сказал Кирилов. — Можно пошабашить. В Москве государь пробудет денька два, а там за него местное управление отвечает. Иди баиньки, отсыпайся, отдохни, а потом с новыми силами за работу.
Но коллежский регистратор вдруг дрожащими пальцами пододвинул начальнику только что полученную телеграмму. Оказалось, что на подходе к самой Москве неизвестными лицами был взорван второй литерный поезд — свитский! Взрывом разнесло четвертый вагон с багажом — тот самый вагон, в котором должен был находиться император, если бы он ехал этим поездом, а не другим — первым.
— Перепутали поезда! — выдохнул обрадованный Кирилов. — Рука божья спасла государя!