Брат, конечно же, не ожидал такого поворота событий. Повозившись, он вынул из кармана ириски, разделил их поровну и протянул половину Серёжке. Тот, молча, взял, развернул все и отправил их в рот. Потом достал из кармана карандаш и написал на дощечке «1965». Усевшись за столом, установленном посередине двора, жестом пригласил последовать за ним и Володьку. Мальчики просидели вдвоём пока не стемнело, о чём-то весело болтали, так и не приступив к выжиганию. С того дня они вместе гоняли на велосипедах, а ещё Серёга первый оказался рядом с братом в тот день…
Случилось это незадолго до нашего переезда. Родители были на работе. Мы с другими детьми играли во дворе. Потом несколько мальчишек оседлали велосипеды и помчались в соседний двор, чтобы погонять там без руля и, задрав переднее колесо. Соседний двор был намного больше нашего, поэтому мальчишки, заметив, что он совершенно пуст, отправлялись туда устраивать немыслимые выкрутасы. Так получилось, что мой брат возвратился первым, а мы с девочками как раз отправились посмотреть всё ли в порядке с нашими Секретиками. Во дворе не было ни души… Володька несколько раз проехал туда и обратно, а потом решил направиться снова к соседнему дому, чтобы узнать, что же так задержало других мальчишек… Он даже не успел завернуть за угол. Мотоциклист, в шлеме и очках, сбив его своей коляской, которая на повороте сильно наклонилась, продолжил движение через наш двор, даже не поинтересовавшись, почему лежит и не встаёт мальчишка, которого он, казалось, едва задел. Это был первый случай, чтобы незнакомцы, тем более на мотоциклах, ездили в нашем дворе. В ту пору единственная машина, которая время от времени появлялась под окнами нашего дома – была белая «Волга» Мостового. Она плавно въезжала во двор, останавливалась около нашего третьего подъезда, ожидая, когда выйдет в своём сером костюме Павел Евгеньевич, а когда он садился на заднее сидение, захлопнув дверцу, так же медленно и аккуратно выезжала обратно.
Серёжка первым оказался рядом и велел Володьке не шевелиться. Сбегал в девятнадцатую квартиру к Мостовому, который по счастливому стечению обстоятельств находился дома, и вызвал скорую. Карета скорой помощи примчалась быстро, но Володькауже потерял сознание, а я, рыдая, умоляла врачей взять меня с собой, потому что мама ещё не вернулась с работы и ничегошеньки не знала о случившемся. Докторица, высокая и ужасно строгая, вдруг улыбнулась как-то светло и просто, погладила меня по спине и сказала: – Держись, сестрёнка, а маме твоей мы на работу сообщим. Я Веру Васильевну знаю. Всё будет хорошо!
Я продолжала рыдать. Домой идти было незачем. Села в беседке и беспрестанно вздыхала. Мы с Володькой никогда по-настоящему не ссорились и, хотя играли почти всегда порознь, очень скучали друг без друга.
В больнице Володька пробыл недолго. Уже через пару дней я снова увидела его бесшабашную улыбку, когда передавала ему огромный бумажный пакет с домашним хворостом. Потом мама рассказывала мне, что Володька чудом остался жив, потому что:
– Если бы руль велосипеда вошёл глубже хоть на пол сантиметра, Володьку уже бы не спасли, он бы умер от внутреннего кровотечения…
А мотоциклиста довольно скоро отыскали. Но он умолял отца забрать заявление, чтобы с него сняли все обвинения. Он говорил, что у него самого двое малых детей и ему никак нельзя в тюрьму. Отец мотоциклиста пожалел, но тот так больше и не появился. Хотя, наверное, мог бы купить Володьке новый велосипед, взамен старого и погнутого или навестить брата в больнице… Отец и мама очень сокрушались по поводу такого равнодушия, но факт остаётся фактом…
Через несколько месяцев сбоку, под ребром у Володьки остался белый шрам, а от неприятного воспоминания почти никаких следов. И он по-прежнему гонял на велосипеде, словно никакого нелепого и страшного происшествия с ним не случилось летом 1966 года…
Глава седьмая
Маркшейдер… или «Трактор с цитатами»