Секретная битва

Все это Мааруф произнес спокойно и буднично, таким тоном, будто рассказывал путнику, как найти нужную дорогу в незнакомой местности.

Фон Гетцу сделалось нехорошо. Он невольно дотронулся ладонью до кадыка.

«Этот зарежет, — подумал он. — Фанатик. Готов, как собака, преданно служить своему хозяину. Неважно какому — Франции или банкиру Валленштейну. Загрызет любого без команды „фас!“. Если бы в вермахте было несколько исламских дивизий — мы были бы непобедимы. Все они — фанатики».

Он снова повернулся лицом вперед и продолжил смотреть на дорогу.

В Стокгольм прибыли глубокой ночью.

Мааруф, не получив никаких указаний от молодого хозяина и не зная, куда именно ехать в такой поздний час, остановил машину на узкой тихой улочке неподалеку от набережной. Охранники, почувствовав, что движение прекратилось и машина не баюкает их больше на мягких рессорах, проснулись и стали потягиваться.

От их упругих движений встрепенулся и Валленштейн. Несколько секунд он глупо озирался по сторонам, глядел на потолок, пытался рассмотреть в темноте лица охранников, но никак не мог понять, где и с кем он находится.

Он потер лицо ладонями, и сознание, кажется, начало возвращаться к нему.

— Где мы?

Вместо ответа фон Гетц открыл дверцу и вышел на воздух. Больше суток с короткими перерывами он провел в сидячем положении в машине. Даже в двух машинах. От долгого сидения ужасно затекли ноги и сильно ныла поясница. Осторожно переставляя непослушные ступни, Конрад проковылял мимо машины, пересек набережную, с которой они только что свернули, и, облокотившись на парапет, стал смотреть на залив. Ночь была по-летнему светлая и теплая, но с моря поддувал зябкий бриз. От неприятного холода фон Гетц поднял воротник порванного кителя.

Идти ему было некуда.

Сорок часов назад он был герой Рейха, кавалер Рыцарского Железного Креста, оберст-лейтенант люфтваффе, немецкий военный атташе в Швеции, любимец Геринга и доверенное лицо Канариса. А теперь он никто. Даже меньше, чем никто. Он — военный преступник, которого ищет СД. Милая девушка Марта руками Кользига и Бехера перечеркнула всю его предыдущую жизнь, скомкала ее, как неудавшийся черновик, и выбросила в корзину для мусора. Кто он теперь? Мусор и есть. Бехер и Кользиг это ему вразумительно доказали своими кулаками и ботинками. На память о них остался потрепанный китель без погон, крестов и нашивок. Неизвестно еще, к лучшему ли вышло так, что Мааруф оказался так вовремя возле кирхи. Это большой вопрос. Шелленберг, может быть, его и не расстрелял бы, а направил, например, в штрафную роту на Восточный фронт. Хоть минимальный, но шанс выжить и обрести вновь свое звание и регалии. А теперь что? А теперь куда?

Хоть в воду.

Фон Гетц посмотрел вниз, туда, где в нескольких метрах от него мерно плескал прибой.

Сзади тихо подошел Валленштейн, положил руку на плечо.

— Ну-ну! Не унывайте, Конрад. Мы живы, а это главное. Все не так уж плохо.

Валленштейн не успел договорить, как фон Гетц, резко развернувшись, схватил его за лацканы пиджака и стал бешено трясти, рыча сквозь зубы какую-то несуразицу:

— Живы?! Жи-вы-ы?!! А зачем?! Кому я теперь нужен?! Это все вы!.. Это все ваши еврейские штучки!.. Па-ци-фис-ты!.. Заключить мир с Советами!.. Только когда мы их за Урал!.. Только когда камня на камне!..

Он рычал еще какую-то ерунду. Все свое потрясение, весь свой страх и гнев, всю жалость к своей собственной судьбе, так хладнокровно сломанной позавчера, и свою растерянность перед завтрашним днем фон Гетц выплескивал сейчас, брызгая слюной, на ни в чем не повинного Валленштейна. Тот послушно и безвольно шатался под крепкими руками оберст-лейтенанта вперед-назад и даже не поднял рук, чтобы защититься.

От машины к ним бежали Мааруф и двое охранников. Опомнившись, фон Гетц отпустил Валленштейна и, обессиленный, опустился на корточки возле парапета. Три телохранителя Валленштейна нависли над ним.

— Мой господин, если вы еще раз… — начал было Мааруф.

— Все в порядке, — мягко прервал его Рауль. — У него нервный срыв. Идите к машине, Мааруф.

И, видя его нерешительность, добавил:

— Идите, мы сейчас придем.

Мааруф нехотя и с большим сомнением, то и дело оглядываясь, пошел к машине. За ним потянулись его молчаливые товарищи.

Валленштейн наклонился к фон Гетцу, положил руку ему на плечо и легонько потряс:

— Ну же! Полноте! Вставайте, Конрад. Вы простудитесь, если будете продолжать сидеть на сырых камнях.

Фон Гетц смахнул его руку со своего плеча.

— Вставайте, — мягко настаивал Валленштейн. — Нам нужно решить, как быть дальше.

— А что тут решать?.. — вздохнул оберст-лейтенант.

— Жизнь не кончилась. Нужно подумать, как жить дальше.

— Что тут придумаешь? — Фон Гетц с видимым усилием поднялся на ноги.

Видя, что его друг мало-помалу приходит в себя, Валленштейн продолжил увещевать его: