— Легко вам давать оценки, Олег. У вас в России самая лучшая секретная служба в мире. Вы переплюнули даже англичан. И все это за каких-то двадцать лет существования советской власти. Признаюсь, что в Америке сейчас нет серьезной организации, про которую можно было бы сказать: «государственная тайная полиция» или «секретная служба». Приходится брать в помощники таких вот Смитов. Я не хуже вас понимаю, что он не самый ценный и полезный сотрудник, но за него просили весьма влиятельные люди из госдепа. Мальчику нужно делать карьеру.
— Так вы представляете Государственный департамент? — уточнил Штейн.
— Нет, Олег. Берите выше. Я представляю президента Северо-Американских Соединенных Штатов Делано Франклина Рузвельта в Европе и уполномочен говорить с кем бы то ни было от его имени. В пределах моей компетенции, разумеется, — поспешил оговориться Даллес.
— Ого! — показал удивление Штейн. — Значит, я представляю интерес для самого президента?
— Не обольщайтесь. Скорее всего, он даже не помнит вашего имени. Документы на предоставление вам гражданства САСШ ему положили на стол вкупе с такими же документами на сотни иммигрантов из Европы.
Даллес затянулся трубкой и продолжил:
— Вы не представляете интереса для президента, но вы представляете интерес для меня. Это по моему указанию в столь короткий срок был подготовлен паспорт с американским орлом, позволяющий нашему послу принимать и охранять вас на законных основаниях. Америка своих граждан не выдает. Не благодарите меня. Это всего лишь аванс, который вам предстоит отработать.
— Что от меня потребуется? — Штейн сразу стал серьезным, настроившись на деловой и предметный разговор.
Даллес снова пыхнул трубкой. Штейн подметил, что этот американский джентльмен предпочитал сначала как следует обдумать свои слова.
Как Сталин. Усы, трубка и минутное молчание перед тем, как дать ответ или задать вопрос.
— Как я уже говорил, у Америки нет серьезной секретной службы, способной добывать необходимые сведения о противнике, организовывать и реализовывать крупные диверсионно-подрывные операции на территории, оккупированной немцами, и в самом Рейхе. А без данных о противнике, о количественном составе его войск, о системе обороны того или иного участка побережья вести речь об открытии Второго фронта было бы преждевременно и легкомысленно. Президента беспокоит такое положение вещей. Провозглашая и отстаивая демократические ценности, прежде всего права человека, в том числе его право на неприкосновенность частной жизни, Америка не создала такой службы.
Даллес снова сделал паузу, выпустив из трубки струйку дыма. Штейн не стал поторапливать его.
— Президент поручил мне не позднее осени сего года создать в Европе такую службу. Такая служба, созданная не на территории самих Соединенных Штатов, с одной стороны, позволит военному командованию эффективней планировать операции против немцев, а с другой стороны, не заставит президента нарушать американскую конституцию и не подставит его под огонь критики оппозиции, пацифистов и правозащитных организаций.
И снова, прежде чем продолжить, Даллес затянулся дымом из трубки, обдумывая фразу:
— Признаюсь вам, что я не имею опыта в организации разведывательной работы такого масштаба. Скажу более. Сейчас, находясь тут, в Стокгольме, и разговаривая с вами, я ума не приложу, за что браться и с чего мне следует начинать. Для меня было бы полезно выслушать ваши советы по данному вопросу.
— Мои? — удивился Штейн.
— Ваши, — кивнул Даллес. — За эти две недели мы собрали кое-какое досье на вас. Знаете, это даже любопытно. Нам не удалось установить ни вашего места рождения, ни того, кто ваши родители. Вы словно появились из ниоткуда. Раз! И уже в разведуправлении Красной Армии. До этого момента ваша биография не прослеживается. Но после начала вашей работы в разведке вас невозможно было не заметить. Вы четыре года являлись резидентом русских в Швеции под прикрытием советского торгпредства, и вам удалось сплести неплохую агентурную сеть из прогрессивно мыслящей части шведской интеллигенции. И не только шведской. Несколько месяцев назад вы, не покидая Москвы, были награждены боевым орденом. За что, позвольте уточнить?
— За службу, — скромно пояснил Штейн.
— Не покидая Москвы, вы были награждены боевым орденом, а три месяца назад явились в Стокгольм. Вероятно, еще за одним. Вскоре после вашего прибытия скоропостижно умер очень популярный в белоэмигрантской среде генерал Синяев.
— Простите, Ален, — перебил Штейн. — Вы, как и Смит, хотите увязать смерть Синяева с моим прибытием в Стокгольм?
— Ну что вы! Мне это и в голову не приходило. Проведенное вскрытие подтвердило смерть от естественных причин. На теле нет следов насилия. Так что вы тут ни при чем. Кроме того, имелся приговор советского суда в отношении Синяева. Мне удобней думать, что генерал умер сам, исполняя приговор военного трибунала.
— Извините, я перебил вас, Ален. Продолжайте, пожалуйста, — извинился Штейн, успокоенный тем, что собеседник оказался умнее и тоньше, чем он рассчитывал, беседуя накануне со Смитом.