Секретная бухта в Хорватии

– Белла спрашивает, что ты думаешь о вечеринке. – Тара понизила голос. – Мы думаем, тут как-то тухло. Разливное шампанское «Кристал» – это так, показуха. Надо было подавать винтажное «Дом Периньон».

К счастью, самоуверенная Арабелла его опередила:

– Моя хорошая, не мне, конечно, судить, но у Оскара Эллингема вообще нет вкуса. Вот что случается, когда вступаешь в брак с кем-то, кто раньше был беден. Он не захотел отправлять парней в Харроу.

Челюсть неприятно свело. Во рту пересохло, желудок принялся делать кульбиты. Боже, надо найти ванную.

Ник вытер рот и умылся прохладной водой. Ему сразу полегчало. Он еще бледноват, но будем надеться, что желудок избавился от лишнего. Пульсирующая головная боль, наверное, от напряжения. Мужчина выпрямился и посмотрел в зеркало. Сойдет, хотя меньше всего на свете ему хотелось возвращаться. Коленки подкашивались, словно у новорожденного ягненка.

Сердце вдруг кольнуло: он заскучал по дому. Ник сглотнул. Как хорошо и спокойно ему было, когда лишь овцы изредка блеяли. Он впервые чувствовал себя так далеко от дома. Что он здесь забыл? Ник положил руку на раковину, пытаясь справиться с головокружением.

Ну, Ник, хватит. Тебе просто стало плохо. Пройдет. Да, немного пожалел себя, а теперь соберись.

Медленными, острожными шажками он вернулся на террасу, оглядываясь в поисках знакомых лиц. Здесь, наверное, около сотни людей. Он с облегчением плюхнулся в кресло и стал следить за людьми со своего удобного наблюдательного пункта. Дэн и Джонатан от души бы тут повеселились, отпуская саркастичные, но честные комментарии, а Гейл и Кэт с удовольствием посмотрели бы вживую на все модные новинки.

В три часа всех пригласили к шведскому столу, но желудок Ника по-прежнему бунтовал, так что он остался сидеть.

– Приветик. Хорошее ты местечко нашел, я присоединюсь? – спросила Сири, балансируя тарелкой с едой в одной руке и шипящим бокалом-флюте в другой.

– Ага, – слабым голосом ответил Ник, поморщившись, когда до него донесся запах копченого лосося: Сири кусала канапе.

– Выглядишь не так отпадно. Ты как? Голоден?

– Я в порядке. Есть не хочу. – В тени он чувствовал себя куда лучше. Может, он немного перегрелся на солнце.

– Веселая вечеринка.

– Ага.

Сири по-доброму улыбнулась.

– Не твое, да?

Ник постарался как можно неопределеннее пожать плечами.

– И не мое. Я отношусь к этому как к работе. Налаживаю связи. Правда, у меня сейчас должен быть отпуск… И Дуглас говорит, что ему нравятся вечеринки, но в итоге он отсиживается в каком-нибудь кабинете и говорит по телефону.

Уголки ее губ опустились.

– Дура. Не стоило мне присоединяться.

– К вечеринке? – спросил Ник, схватившись за живот: от резкой боли у него перехватило дыхание.

– Все нормально?

Он кивнул.

– Я имела в виду к отпуску. Думала, справлюсь как-нибудь.

Ник выдавил милую улыбку, игнорируя бурление в кишечнике.

– С чем справишься?

– Ну, мне нужно проводить время с Кори и Дугласом.

– Я бы на твоем месте… – Он поморщился, когда живот снова свело. – Еще подождал.

– Правда? – Сири вскинула голову, ее глаза смотрели с надеждой.

– Порой люди не сразу замечают то, что находится прямо перед их… – Ник вскочил. – Я сейчас.

Глава 20

Мэдди посмотрела на свой импровизированный мольберт, коллекцию акварельных карандашей, тюбики с краской и кисти. Пока она рисовала для Билла, к ней вернулось желание творить. Он, конечно, много ее хвалил, но ее работу сложно было назвать творческой: она просто рисовала то, что он просил.

Цвет морской волны, бирюзовый, ультрамариновый и лазурный. Море и небо сверкали в лучах солнца. Ветер касался воды, вокруг лодки образовалась рябь; волны отдавали серебром, пока солнце танцевало на поверхности воды, сверкая и переливаясь. Даже отсюда было слышно, как в гавани поют цикады. До девушки доносился запах хвои. Мэдди могла бы достоверно передать эту картину, но слова Генри Комптон-Барнса звенели у нее в голове: «Когда ты смотришь на такую работу, ты понимаешь, что это могло выйти только из-под их кисти». Кто угодно мог бы передать этот пейзаж. Что же Мэдди на самом деле хотела сказать своим творчеством? «Рисуй от сердца», – сказал он. Она вспомнила день на пляже, людей, которые там отдыхали: пухлого ребенка, смеющуюся девушку и соседей почтенных лет.

Когда Мэдди сделала первый штрих на плотной бумаге, ее сердце подпрыгнуло. Она подобрала идеальный оттенок голубого, который будет смотреться еще светлее на контрасте с водой. Картина вырисовалась перед ее глазами. Она представила людей на пляже, их характеры; кто-то стоит у кромки воды, кто-то по пояс в море, кто-то плавает у буйков. Пляж днем понедельника. Вот она, магия. Она ее чувствует. Может, это произведение искусства и не получит наград… но напишет она его от сердца. Теперь она поняла, что Генри имел в виду.