Прыснул Вишневский и позвонил в дверь. Из квартиры доносились сокрушительные дискотечные ритмы. Дверь открыла дама в коротком платье, даже не посмотрела, кто пришел, убежала. Очевидно, пускали всех, кто мог пробиться через охрану. Чекисты шагнули в чужие владения.
– Швец, оставайся в коридоре, никого не выпускай…
Это было форменное сумасшествие. С досадным опозданием Кольцов сообразил, во что они вляпались. Шалман гудел, грохотала музыка, веселились люди. Квартира была огромной – просто неприлично огромной. Мельтешили нарядно одетые женщины, мужчины подшофе – кто-то в пиджаках, кто-то уже их скинул, остался в рубашке. Звенели бокалы, рекой текли горячительные напитки. Несколько человек смеялись в коридоре: лысоватый тип в белоснежной сорочке, испачканной вином, рассказывал смешной анекдот. На работников КГБ внимания не обращали. Впрочем, кто-то покосился, сделал недоуменное лицо. Прибыли к самому угару.
В просторной гостиной, оклеенной обоями с вертикальным рисунком, собралось большинство гостей. Огромный стол, стулья сдвинули к стене – гости уже насытились. Стол ломился от яств – коммунизм здесь уже наступил.
Гремели колонки на подоконнике. Гости радостно кричали, хлопали в ладоши. Продукты сдвинули на край стола. На свободной половине танцевала женщина в теле – немолодая, с широким мясистым лицом. Развевались спутанные черные волосы, угрожающе прогибалась столешница. На ногах у дамы были свободные босоножки. Она смеялась, закатывала глаза к потолку, виляла бедрами в такт динамичной музыке. Развевалась пестрая юбка, едва прикрывающая колени, светлая сорочка, подчеркивающая растущий живот. Танцовщица была пьяна – иначе не залезла бы стол. Но не настолько, чтобы с него упасть.
«Влипли», – ужаснулся Кольцов.
Мало им неприятностей, надо еще. Могли бы еще в подъезде насторожиться. В принципе, возможность незаметно испариться оставалась. На них не смотрели. Просто отступить, похлопав в ладоши, а Жарковский, если он здесь, никуда не денется. Но Вадик Москвин все испортил, выступил вперед и грозно проорал:
– Выключить музыку! Комитет государственной безопасности!
Музыку не сразу, но все-таки выключили. Гости недоуменно переглядывались, пожимали плечами. Женщина на столе словно очнулась, удивленно посмотрела вниз. Подбежал дородный охранник – один из тех, что ошивались в подъезде, – помог даме спуститься, стал ей что-то шептать. Женщина нахмурилась, уставилась пронзительным взглядом на майора госбезопасности. Холодная змейка юркнула по позвоночнику. Дама подошла – не такой уж пьяной она оказалась. В фигуре сохранились остатки женственности, а также некоторая миловидность в опухшем лице. Лоб и шея блестели от пота. Трусом майор никогда не был, но в этот момент откровенно запаниковал, захотелось провалиться сквозь землю.
– Галина, может, это розыгрыш? – предположил кто-то из гостей. – А почему нет? Весело же.
– Галина, значит, – продолжал нарываться Москвин. – А отчество у вас есть?
– Малыш, ты издеваешься? – Женщина прищурилась. И вдруг не выдержала, расхохоталась – громко и грубо. Опять ее отвлекли – подбежала рыхлая мадам в брючном костюме, стала что-то шептать. Хозяйка слушала, не сводя глаз с Кольцова.
– Вадик, ты сдурел? – прошептал Вишневский. Он заметно побледнел.
– А что такое? – не понимал чересчур смелый сотрудник. – Кто она такая?
– Кретин… – Вишневский максимально понизил голос, – ты на брови ее посмотри…
Брови, что ни говори, были в папу. Вадик начал соображать, побелели скулы. Галине Леонидовне Брежневой было 53 года. Возраст не мешал устраивать шумные сабантуи, интересоваться мужским полом и пускаться во все тяжкие. Последней любовью Галины был некто Борис Буряце – писаный красавец, сын цыганского барона и один из солистов ансамбля «Ромэн». Этот парень обладал сильным и красивым голосом. Страсть была безумной, Галина влюбилась как кошка, одаривала любовника дорогими подарками, драгоценными камнями, неслась к нему по первому зову. Эта страсть изменила ее до неузнаваемости. Но счастье продлилось недолго – пока все это не надоело ее мужу, заместителю министра МВД Юрию Чурбанову. Об этой связи не знал только ленивый, а лишние позоры Чурбанову были ни к чему. По протекции Галины Буряце взяли в Большой театр, и это стало перебором. Бориса арестовали, повесили на него всех собак: организацию кражи бриллиантов из квартиры цирковой актрисы Бугримовой, причастность к ограблению вдовы Алексея Толстого и даже убийство актрисы Зои Федоровой. Судебный процесс курировал сам Андропов. Незадачливому любовнику дали семь лет и отправили в сибирскую глушь. Галина не могла ничего поделать. Отец умыл руки. Оставшись одна (а это случилось несколько месяцев назад), Галина Леонидовна пошла вразнос, непутевая дочь выдающегося отца погрузилась в разгульную жизнь, вешалась на всех подряд, погрязла в кутежах с обильными возлияниями и прочими непотребствами.