Секретная династия

Остановимся на последнем. Если все это компиляция, ловкое сочинение — то чье? Подозрение, конечно, прежде всего падает на Кавкасидзева: князь сам признается, что под руками у него Катифор и другие книги. Знание эпохи, хороший слог — все это позволило бы ему конструировать нужные документы. Семевский писал, что не видит мотивов для литературной подделки. Но, во-первых, столичные журналы неплохо платили за публикацию, а во-вторых, такое желание, как сочинить документ в духе какой-либо эпохи, выдать свое сегодняшнее за чужое прошедшее, часто не поддается достаточно рациональному объяснению. Ограничимся выводом, что Кавкасидзев мог это сделать — и мог, следовательно, сочинить также и письмо Румянцева к Титову. Если бы это подтвердилось, пришлось бы признать, что он был весьма способным и дерзким мастером подделки: ведь сам в письме к Краевскому пишет о своем знакомстве с Катифором и т. п. А ведь у многих крупных русских знатоков в те годы были в руках Катифор и Голиков; и незадолго перед тем, в 1829 году, было переиздано «Розыскное дело» об Алексее, где еще раз перепечатывались основные документы... Но, несмотря на это, князь сумел напечатать и свои.

В России в ту пору уже знали отменных мастеров фальшивки — Бардина, Сулакадзева и др. Правда, они специализировались на подделках под куда более древние рукописи.

И все же князь или другой «автор» не очень-то рисковал: если бы его публично начали разоблачать (а этого, заметим, не произошло), он всегда мог бы сослаться, что у него-де был список именно таких документов: он за старых переписчиков не отвечает и откуда такие документы попали в архив Румянцевых — ведать не ведает.

В общем, улики против князя серьезные, и это пока главная версия, объясняющая всю историю. Но все же не будем торопиться... Не «выплескивается ли с водой и ребенок»?.. Нет ли в этом странном компилятивном собрании хоть крупицы истинных петровских тайн?

Если не князь все это сочинил, то главным подозреваемым лицом становится Андрей Гри... будто бы работавший на Румянцева. Он (или кто-то перед ним) мог составить для фельдмаршала экстракт из писаревского перевода книги Катифора. Это имело бы смысл делать, пока та книга еще не вышла, но была в списках, т. е. между 1743 и 1772 годами (ведь сам переводчик Писарев признавался в предисловии к изданию 1772 года, что прежде с его рукописи сняли немало списков). Андрей Гри... как видно из его письма, помнил и знал самого Александра Румянцева, умершего в 1749 году (именует того своим «высоким благотворцем», «незабвенным и достохвальным, в бозе почившим родителем вашего сиятельства»), так что тут противоречия нет.

Но зачем же даже в середине XVIII века украшать и придумывать целые письма?

Заметим, что в ту пору на это смотрели еще иначе, чем в наше время и во времена князя Кавкасидзева. История еще не полностью отделилась от литературы. Принцип строгой научности еще не вытеснил окончательно наивного своеволия древних летописцев, вводивших в чужие тексты различные вставки и вовсе не подозревавших, что это — «нельзя»...

Приведем недавно опубликованное интересное рассуждение на эту тему современных специалистов. В статье под названием «Историк — писатель или издатель источников?» И. Добрушкин и Я. Лурье обсуждали сложный дискуссионный вопрос об «Истории российской» В. Н. Татищева (1686—1750), где имеются спорные и сомнительные места, иногда рассматриваемые как фальсификация.

«Даже если мы придем к выводу, — пишут авторы, — что те или иные известия не заимствованы Татищевым из древних памятников, а принадлежат ему самому, это вовсе не будет равносильно обвинению историка в «недобросовестности» или «нечестности» и уж тем более никак не поставит под сомнение ценность “Истории российской”»[140].

Если Андрей Гри... действительно скомпилировал и украсил из лучших побуждений, для фельдмаршала Румянцева, отрывки из писаревского перевода Катифора — если он это сделал, то уж придумать самому «письмо руки Александра Румянцева» к Ивану Дмитриевичу, разумеется, никак не мог. Значит, если составителем-компилятором документов был Андрей Гри... тогда очень вероятно, что письмо № 1 (к Ивану Дмитриевичу) подлинное.

А письмо № 2 об убийстве царевича Алексея?

Если рассуждать очень строго, то реальность письма № 1 еще не доказывает подлинности письма № 2, его тоже могли подделать, руководствуясь именно первым документом... Но тут мы уж заходим слишком далеко: фактов нет, всяческие умозрительные построения слишком легки, а история наша не закончена.

Прямо или косвенно к запутанной истории письма Александра Румянцева причастны многие исторические деятели двух веков. Споры вокруг дела Алексея в 1858—1860 годах были одной из самых современных тем.