— Иван Петрович, — Чаплин понизил голос, — у меня к вам особое задание. Здесь в Вологде находятся в ссылке три Великих князя. Мы должны вырвать их из лап большевиков и переправить к союзникам на Мурман. Коридор есть. Надо их согласие на перемещение. Время не терпит. Мы сможем переправить их под видом сербских офицеров. Большевики разрешили переброску сербов на западный фронт, и затеряться среди людей в шинелях будет несложно. Вы должны найти кого-то из Великих князей и уговорить его следовать нашему плану. Если кто-то из троих откажется, Бог ему судья, наша задача спасти хотя бы одного. Ведь с его именем в дальнейшем будет связана идея возрождения в России монархии.
— Я вас понял, но кого из Романовых выбрать для переговоров, я никогда не общался с Высочайшими особами и, если честно, робею. Кроме того все они в генеральском звании, а я всего лишь подпоручик.
— Вы действующий офицер, а они на положении пленных, бояться их не надо, такие же русские люди. Проще всего будет подойти к Георгию Михайловичу. Он каждое утро гуляет по Пятницкой улице в сторону британского вице-консульства. Кстати, вы не знакомы с ними? Я берусь это устроить. Англичане нам будут полезны и в дальнейшем, очень полезны.
На следующее утро Смыслов в своей штатской одежде рано утром подошел к Великому князю Георгию, медленно шагавшему по Пятницкой улице.
— Ваше императорское высочество, разрешите представиться, подпоручик Смыслов, имею к Вам серьезное предложение.
— Вот как? — удивился Великий князь, — но что я могу для Вас сделать?
— Ничего, — ответил подпоручик, — это я должен спасти Вас для России.
— Что? О чем Вы говорите? В этой стране мы никому не нужны, нас превратили в посмешище, меня узнают на улице и показывают пальцем, как на слона. Это совершенно возмутительно!
— Вы ошибаетесь, — Смыслов снова обратился к Романову по титулу, — в России есть здоровые силы и они хотят видеть страну процветающей державой во главе с мудрым императором.
— Нет, увольте, не хочу, ни за что. Даже мой брат Николай, имевший прозвище Эгалите[17]
и то не согласится на такое предложение. Потому что Россия, которую мы знали и нежно любили, умерла. Вместо ее теперь царство хама.— Подумайте, Ваше императорское высочество.
— Как Вы это себе представляете?
— Мы, организация офицеров-монархистов, хотим переправить Вас на Мурман под видом сербских офицеров. Там стоит британская эскадра, и Вы будете в полной безопасности.
— Хорошо, я не даю вам никаких обещаний, но завтра утром можете ждать меня на бульваре, я Вам сообщу наше коллективное решение.
В тот же день Георгий Михайлович рассказал о заманчивом предложении брату Николаю и Дмитрию Константиновичу.
— Это совершенно невозможно, — замотал головой князь Дмитрий. Бежать из России в мундире чужой страны? Я не давал присягу сербскому королю, чтобы носить мундир этого государства. Я не поеду. Кроме того, а куда я дену Татьяну Константиновну с детьми? Оставлю их на растерзание большевиков?
— Дело даже не в ней, к Багратион-Мухранским большевики претензий не имеют, дело в том, что своим побегом мы ухудшим положение остальных, тех князей, кто отправлен в Алапаевск и особенно положение Государя с семьей.
Это сказал Николай Михайлович, либерал и демократ, главный фрондёр при дворе, человек, которого император терпеть не мог и подозревал во всех возможных грехах.
В минуту, когда была возможность спастись лично, он думал о тех Романовых, у кого такой возможности не было.
— Я согласен с братом, — добавил Георгий Михайлович, — мы ничего не сделали против новой власти, но если совершим побег, нарушив слово, которое давали в Петрограде, то станем в их глазах преступниками. Если поймают, что не исключено, то сразу же расстреляют. А так, остается шанс на то, что за нас похлопочут и будет легальная возможность уехать заграницу.
— Я в это не верю, — отреагировал старший Михайлович, но бежать считаю ниже своего достоинства.
На том и порешили.
На следующее утро Смыслов с волнением ждал Великого князя. Тот появился в условленное время и после приветствий вежливо сказал, что они посоветовались, благодарят за заботу, но по ряду причин принять предложение не могут.
— Почему? — воскликнул Смыслов, — Вам же угрожает опасность?
— Все в руце Божией, — ответил Георгий Михайлович, — будем молиться, и Господь нас услышит.
Он повернулся, высокий и стройный, несмотря на свои годы, и пошел прочь, оставив Смыслова в недоумении на скамейке Пятницкого бульвара.
В полдень в ресторане гостиницы подпоручик снова встретил Чаплина.
— Я уже знаю, что они отказались, — сказал тот, — но Вашей вины нет, Вы сделали то, что были должны.
— Я не понимаю, почему? — спросил Смыслов.
— Это внуки русского царя, у них свое понимание чести, и мы не в праве их судить, хотя, положа руку на сердце, я тоже недоумеваю, — ответил Чаплин.
— Очень жаль, — сказал Смыслов, — колесо рулетки могло в очередной раз повернуться в пользу Романовых, но они сами отказалась крутануть этот барабан.
— Да вы философ, Смыслов, — усмехнулся Чаплин.
— Так точно, с четырьмя курсами университета.