Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945

Когда с горем пополам к 1 декабря 1941 года на своем участке фронта мы все же подготовились к дальнейшему продвижению вперед, нас ожидал большой и очень неприятный сюрприз – русские выдвинули совсем свежие силы. Вскоре мы узнали, что это были хорошо отдохнувшие, великолепно обученные и прекрасно вооруженные сибирские дивизии, которые сорвали на нас всю свою злость.

Русская железнодорожная сеть, связывавшая центр страны с Сибирью, оказалась развитой намного лучше, чем мы тогда предполагали и о чем нам докладывали. Как бы то ни было, противник продемонстрировал нам свои великолепные организаторские способности.

Для прорыва упорного сопротивления русских с нашей стороны планировалось применение новых крупнокалиберных реактивных установок. Их боевые головные части наполнялись жидким воздухом, что должно было создавать огромное поражающее воздействие[64].

Как-то раз на нашем участке фронта несколько таких установок открыли огонь. Они заряжались снарядами высотой с человеческий рост, которые выглядели как авиационные бомбы. Мы сразу же предприняли на этом месте атаку силами пехоты, подтвердившую пробивное воздействие и взрывную силу такого оружия.

Итак, в действие вступили новые средства уничтожения. Реакция же противника явилась для нас полной неожиданностью. Русские пригрозили в случае повторного применения нами этого оружия начать войну с использованием боевых отравляющих газов. Удивительным образом, но по крайней мере на нашем участке фронта дальнейшее применение таких мин было прекращено и даже запрещено.

Тем не менее через несколько дней нам удалось прорвать фронт противника, и мы вновь двинулись вперед. Только на этот раз у неприятеля появился новый союзник – зима. Слой снега был небольшим, но тридцатиградусный мороз доставлял нам больше неприятностей, чем все войска противника, вместе взятые. Мы не переставали удивляться нашим русским помощникам, легко переносившим даже такие жуткие морозы и ставившим на ход доверенные им машины.

В то время среди немецких солдат стала ходить злая и наполненная черным юмором шутка: «У нас появился новый противник! Это святой Петр, отвечающий за погоду на Земле. С октября он вступил в коммунистическую партию. За такое грехопадение его вознаградили, записав в число ее основателей. Так что тепла ожидать не приходится».

Сначала жидкая грязь, превратившая почву в сплошное болото, теперь пронизывающий насквозь холод – это было уже слишком!

По ночам в лесу на привале, несмотря на строжайший приказ, запрещавший разжигание костров, мы разводили огонь и ложились на снег, рискуя поджариться спереди и замерзнуть сзади.

Столь резко и неожиданно наступившая русская зима весьма угнетающе воздействовала на моральное состояние немецких войск. В сознание то одного, то другого солдата стали закрадываться сомнения относительно успешного завершения предпринятого в октябре наступления. И в этот важный с психологической точки зрения момент по радио с родины начали передавать весьма правильную новую песню. Солдаты буквально облепляли немногочисленные войсковые радиоприемники, когда в динамиках раздавалось:

Все пройдет, ты так и знай —
За декабрем наступит май!

Такое на первый взгляд банальное обещание вселяло надежду, и к людям возвращалось мужество. Сейчас трудно представить, насколько популярна тогда у нас была эта песня.

Через несколько дней был взят отчаянно оборонявшийся городок Истра. Я уже рассказывал о хорошо сохранившейся православной церкви, чьи блестевшие на солнце купола издали приветствовали нас. Поскольку внутри этого единственного уцелевшего каменного строения все оказалось заброшенным, в нем быстро развернули госпиталь, но большая временная печь почти не прогревала высокий неф. Серьезные обморожения у наших солдат тогда не были редкостью, и даже успешные бои стоили нам больших потерь. Но мы упорно шли вперед, и нам казалось, что сопротивление советских войск постепенно ослабевает. Ведь против нас были брошены плохо вооруженные и слабо обученные московские батальоны ополчения.

По замыслу Сталина мы тоже должны были осознать его величие, которое он продемонстрировал в 1941 году, когда немецкие армии стояли у стен Москвы, а положение России казалось безвыходным[65]. Сталин, без сомнения, никогда не думал о капитуляции. Он, безусловно, был готов пожертвовать столицей своей империи точно так же, как это сделало русское руководство во времена Наполеона, – отдать город на тотальное разрушение.

Не случайно наше командование издало указание о создании особых технических войсковых подразделений для обеспечения сохранности жизненно важных индустриальных строений у Москвы. Мне, в частности, было приказано организовать защиту плотины, от которой зависело водоснабжение. Тем же приказом меня назначили и ответственным за ее работоспособность. Подобные указания, свидетельствовавшие о реальной возможности победоносного завершения военного похода, прибавили нам сил, находившихся уже на пределе.