Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945

Нам предписывалось отойти и занять оборону на линии Волоколамск – Можайск. При этом развернувшиеся в ходе отхода бои нанесли нам еще большие потери, чем при наступлении. Пришлось бросить много техники, поскольку зима, эта холодная мучительница, никак не хотела выпускать ее из своих когтей. Не удалось спасти даже многие орудия, в частности, из-за отсутствия тягачей 6-я батарея была вынуждена взорвать некоторые из них.

Все мы старались не показывать виду, насколько плохо было у нас на душе, и осторожно переводили разговоры в другое русло, если речь заходила об отступлении. Каждый, сжав зубы, просто старался выполнить свой долг и отключить ненужные чувства и мысли. Все думали только о самом насущном, но были твердо убеждены, что данный отход не приведет к катастрофе.

Командование нашей дивизии, а также левого соседа во время этого движения в обратном направлении постоянно держало все под контролем, и мы могли по его приказу в любой момент остановиться.

Под Истрой я получил указание собрать все оставшиеся в Рузе автомобили полка и доставить их в Волоколамск, где в них возникла особая необходимость. Вновь моя машина тряслась по длинной бревенчатой гати, вдоль которой то слева, то справа виднелись обезображенные грузовики. Вокруг стояла удивительная тишина, и к вечеру мы благополучно прибыли в Рузу. Собрав ответственных фельдфебелей, я приказал готовиться к отбытию, которое назначил на шесть часов утра. Уже в семь часов все машины были переправлены на противоположный берег реки, носившей такое же название, что и город, и мы двинулись в северном направлении. По дороге нам стали попадаться колонны наших подразделений, оставшиеся, судя по всему, без командования, а на обочине валялись брошенные, но не взорванные орудия.

Я обратил также внимание на то, что снаряжение и обмундирование многих встречавшихся нам солдат оставляли желать много лучшего – на них были шинели, явно не предназначавшиеся для столь низких температур. Естественно, что в них они сражаться просто не могли!

В небольшом местечке возле огромного зернохранилища собралась большая толпа, и моя колонна вынуждена была тоже остановиться. Я выбрался из машины и пошел посмотреть, в чем дело. Разъяренные и энергично жестикулировавшие солдаты обступили какого-то интенданта и громко кричали на него. Им стало известно, что в хранилище находятся горы зимнего обмундирования – толстые ватные куртки и штаны, причем их можно было носить как на лицо, так и наизнанку. Одна сторона представляла собой белую ткань, а другая – парусину защитного цвета. Нам такие выдали еще две недели назад.

Эти специальные комбинезоны на складе имелись, но «тыловая крыса» не отваживалась выдавать их без специального приказа. Тогда я спросил интенданта:

– А ты знаешь, что завтра эта местность должна быть очищена от наших войск? Уж не собираешься ли ты оставить все это обмундирование русским, вместо того чтобы раздать его нашим солдатам?

Его ответ меня ошеломил:

– У меня приказ покинуть это место через два часа. Перед уходом я должен поджечь склад, чтобы имущество не досталось врагу.

Тогда я посоветовал интенданту покинуть село немедленно, а склад не поджигать. К моему величайшему удивлению, он сразу же согласился, и солдаты получили возможность забрать столь необходимую теплую одежду без «соответствующего предписания, отправленного в установленном инструкцией порядке». На наше счастье, подобные тупоголовые негодяи заправляли хозяйством не везде, но некоторые из них на Восточном фронте все же оказались. Позже нам стало известно, что многие начальники складов, не отважившиеся принять в подобной ситуации самостоятельное решение, предстали перед военно-полевым судом и были расстреляны. Ведь на совести этих осужденных оказались жизнь и здоровье большого числа немецких солдат.

В тот же день по пути я встретил генерала, молча наблюдавшего из своей машины, стоявшей на обочине, за усиливавшейся на дороге неразберихой. Организованно двигавшиеся подразделения встречались все реже, и мне становилось все труднее вести свою колонну среди солдатского потока. Хорошо еще, что почва была достаточно твердой. Однако вид этих вояк, стремившихся поскорее унести свои ноги, производил удручающее впечатление. Это беспорядочное бегство наводило на мысли о распаде немецкой армии, о приближающейся катастрофе, и мне никак не удавалось прогнать навеянный образ отступающих наполеоновских войск, проходивших здесь же более века назад.

«Неужели Россию действительно победить нельзя?» – подумал я тогда.

Через несколько километров мне повстречался полковник, который, дико жестикулируя, кричал на тащившихся мимо него солдат. У меня мелькнула мысль, что нервы сдали даже у старших офицеров. Сопровождавший его офицер стоял сзади и всем своим видом показывал, что к этой ругани он не имеет никакого отношения. Я осторожно попытался организовать дальнейшее движение своей колонны, но полковник остановил ее и жестом подозвал меня к себе.

– Вы куда? – задал он свой первый вопрос.