Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945

Муссолини признался, что поделился со мной мыслями, которые созрели в его голове после размышлений в свободное от государственных дел время, и у меня возникло ощущение, что в последние дни таких свободных часов у дуче стало появляться все больше и больше. Правительственными делами он практически уже не занимался. В общем, в сентябре 1944 года Муссолини уже не был активным и деятельным главой правительства, а превратился в «правительственного философа». Во всяком случае, именно к такому выводу я пришел после своей поездки в Италию.

Тогда я и представить себе не мог, что пожимаю руку Муссолини в последний раз.

После обеда у дуче меня познакомили с несколькими министрами, из которых в памяти остались только Грациани[198] и Паволини[199]. Их рабочие кабинеты, поскольку в Фазано, по-видимому, для всех не хватало места, размещались в убогих бараках, и только красота южных садов заставляла примириться с примитивностью этих строений. Судя по разговорам, в противоположность своему главе правительства, министры были очень деятельны и воспринимали свою работу весьма серьезно.

В городе Сесто-Календе, который я посетил на обратном пути, проходили обучение добровольцы 10-й флотилии MAC и рота малых боевых частей итальянских военно-морских сил. Солдаты очень удивились, увидев меня в сопровождении всего двух офицеров в открытой легковой машине, поскольку автострада, ведшая от Милана к озеру Лаго-Маджоре, стала местом особой активности появившихся тогда партизан. В те дни по этой дороге, как меня заверяли, можно было проехать только в колонне сопровождения из нескольких машин. По моему же мнению, именно такие колонны сопровождения при хорошей системе оповещения у партизан и привлекали прежде всего их внимание из-за возможности завладеть ценным грузом. А отсюда получалось, что в одиночку следовать было безопаснее.

Во время осмотра торпедных и взрывных катеров, а чуть позже при демонстрации их возможностей я вспомнил, что сам имею хорошую практику вождения маломерных судов. Моим людям явно пришлось по душе, что их командир умеет обращаться со столь скоростными изделиями.

В Вальданьо я тоже принял участие в учениях боевых пловцов. Никогда бы не подумал, что в этом небольшом городке, расположенном в горах, имеется столь великолепный крытый бассейн. Все итальянские боевые пловцы из числа добровольцев отличались прекрасной спортивной фигурой, а командовал ими некий капитан, происходивший из семьи белорусских эмигрантов. Эти бойцы с большим интересом наблюдали за моими первыми попытками научиться пользоваться дыхательным прибором. Но я не оконфузился, поскольку с детства любил нырять и чувствовал себя в воде как рыба.

К сожалению, время нашего путешествия было очень ограничено, и мы в тот же день поехали дальше в Венецию. Здесь боевые пловцы проходили тренировки уже непосредственно в той среде, где им предстояло действовать, — на море, в котором они проводили по десять часов ежедневно. Программой их обучения предусматривались подводные заплывы длиной двенадцать километров. Комендант порта оказался настолько великодушным, что предоставил нам в учебных целях старенькое грузовое судно. При помощи взрывного устройства из трех с половиной килограмм нашей лучшей взрывчатки, специально предназначавшейся для использования под водой, мы проделали в его борту такую дыру, что позднее спокойно смогли заплыть вовнутрь на весельной лодке. Сам же корабль так и остался на мелководье акватории порта.

Во время вечернего визита вежливости к коменданту порта меня поджидали две неожиданности — капитан морской медицинской службы, который на старом итальянском торпедном катере доставлял меня к коменданту, зазевался и, к сожалению, не заметил прелестную черную гондолу, длина которой составляла не менее восьми метров. Во время столкновения гондола получила серьезные повреждения, и гондольер затребовал такую высокую компенсацию, что ее хватило бы на безбедное существование не только его детей, но и внуков. Я прохаживался мимо ошарашенного такой наглостью капитана медицинской службы, всем своим видом показывая, что имею дело с настоящим сапожником, и приговаривал:

— Тот, кто рожден выписывать аспирин, не должен управлять судами.

Вторая неожиданность оказалась куда более приятной — комендантом оказался мой старый знакомый по Ла-Маддалене капитен цур зее Хунеус. От радости при нашей встрече он чуть было не забыл о красотах своего родного острова Искья, что было совсем неудивительно при том количестве «жидкого лекарства», которое мы приняли.

Надо признать, что такие короткие служебные командировки были просто прекрасными, а я оказался настолько глуп, что пользовался имевшимися у меня возможностями крайне редко. Меня удерживали дела, которых у нас во Фридентале всегда хватало. Ведь половину наших возможностей мы могли использовать только после преодоления бюрократических рогаток, а также «добывания» необходимого личного состава и материала. Тем не менее у нас еще оставалось достаточно энергии на вынашивание и разработку далекоидущих планов.