Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945

Первым видимым последствием такого шага явилось сложение тремя немецкими адвокатами с себя полномочий по нашей защите, так как не были согласны с предоставлением американскому адвокату таких широких прав. Начало, прямо скажем, было не из лучших, но, как показало время, принятое нами решение оказалось правильным.

Недели перед началом процесса прошли нервозно — одна дурная весть сменялась другой. Первоначально подполковника Дерста состав трибунала из девяти человек весьма устраивал. Мне же очень не понравилось то, что представитель обвинения по мальмедскому процессу подполковник Эллис, с которым отношения у нас не сложились, стал в Дахау начальником группы по расследованию военных преступлений.

Через несколько дней ко мне пришел расстроенный подполковник Дерст и сообщил, что состав трибунала изменился и все судебные заседатели находятся под влиянием председательствующего полковника Г. Когда же «солдатское радио» донесло, что за председательствующим закрепилось говорящее о многом прозвище «подвешивающий Г.», меня это совсем не обрадовало. Поэтому мне скрепя сердце пришлось согласиться на предложение подполковника Дерста подать протест по поводу назначения полковника Г. и других членов трибунала с требованием их отвода. Я понимал, что последствием этого явится усиление враждебного к нам отношения, но делать было нечего. В результате четыре или пять судебных заседателей, не помню точно, были заменены, однако председательствующим остался полковник Г. Новые же заседатели являлись заслуженными фронтовыми офицерами и, как показали дальнейшие события, выносили решение исходя из своих убеждений.

В скором времени подполковник Дерст, рискуя своей репутацией, организовал из состава гражданских служащих группы по расследованию военных преступлений свой собственный штаб. Против одного члена его штаба мы решительно возразили, поскольку недавно он арестовал некоего офицера сухопутных сил, проходившего свидетелем по нашему делу, и подверг его допросу в интересах обвинения. У нас не укладывалось в голове, каким образом этот человек мог входить в штаб и полноценно нас защищать. Была отклонена и кандидатура второго американца, так как нам стало известно, что в городе Швебиш-Халль он активно проводил допросы моих боевых товарищей из 1-й танковой дивизии СС, представляя сторону обвинения. Мы пошли на этот шаг, несмотря на то что его участие в деле на стороне защиты могло склонить чашу весов на процессе в нашу сторону.

В тюрьме нас по трое расселили в трех камерах, и мы лихорадочно приступили к подготовке своей защиты. Однако основную работу предстояло проделать уже в ходе самого процесса, так как до того времени ни одного документа, имевшегося у стороны обвинения, нам не показывали. Поэтому пока в ответ на пункты обвинения, составленные лишь из общих фраз, пришлось ограничиться только правдивым изложением имевших место событий.

В первом пункте обвинительного заключения нам ставилось в вину то, что мы сражались, переодевшись в военную форму противника. Подобное не совсем соответствовало действительности, но как доказать это, мы не знали, поскольку до нас довели только общую формулировку.

В других пунктах содержалось обвинение в том, что мы якобы украли у американских военнопленных оборудование, предметы вооружения и медицинские сумки с красным крестом. Но ведь все наше оснащение, которого так не хватало, нам выдали по запросу штаба оперативного руководства вермахта, отдавшего приказ на проведение операции. Однако как строить свою защиту, если мы не знали конкретных фактов, на которых строились эти пункты обвинения?

Радовало только одно — после предъявления обвинения настроение американских и польских охранников по отношению к нам не ухудшилось. Мне было с чем сравнивать, так как после тридцати месяцев пребывания в Дахау я стал чуть ли не «почетным» заключенным. Конечно, ожидать, что караульные, которые все это время охраняли меня, возлюбят своего арестанта, не приходилось. Однако ощущение, что я стал пользоваться уважением у этих солдат, все же возникало. А этого для меня было вполне достаточно.

Мне стало несколько не по себе, когда до меня дошло известие о том, что на исход процесса сделано бесчисленное количество ставок. Пари между американцами, представлявшими стороны обвинения и защиты, заключались на весьма значительные суммы в долларах. И если бы этот тотализатор могли организовать обвиняемые, то он мог бы превратиться в весьма прибыльное дело. Однако, к сожалению, мы вынуждены были принимать в нем участие лишь опосредованно, как объекты ставок, хотя в конечном счете речь шла о наших головах и свободе. Тем не менее имелась в этих пари и положительная сторона — по коэффициентам ставок, которые с самого начала были в нашу пользу и к концу процесса поднялись до одного к десяти, мы могли измерять рост наших шансов на успех.