— Вследствие большой опасности для личного состава я запрещаю посадку из пике, — подчеркнул он.
Затем слово было предоставлено мне. Я набросал на доске карту местности, указал на ней точки приземления каждого планера и проинструктировал всех командиров отделений, отдав последние распоряжения отдельно взятым группам и поставив конкретные задачи. Интересно, что тогда солдаты придумали себе девиз: «Сделаем легко!» Этот легкомысленный на первый взгляд лозунг до самого конца войны оставался боевым кличем истребительных частей СС[140]
.Вместе со старшим офицером службы разведки штаба корпуса, тем самым, который принимал участие в нашем полете по проведению аэрофотосъемки, мы еще раз сверили время, высоту и маршрут полета, так как в его задачу входило руководство полетом всего нашего отряда из первого самолета. Ведь он являлся единственным офицером, за исключением меня и Радла, кто видел местность с воздуха. По нашим подсчетам, время, которое требовалось для преодоления примерно ста километров, составляло ровно один час. Соответственно, в воздух мы должны были подняться в тринадцать ноль-ноль.
Внезапно в половине первого прозвучал сигнал воздушной тревоги, и в небе появились вражеские бомбардировщики. До нас стали долетать звуки разрывов бомб, мы все бросились в укрытия, а я подумал, что это может поставить под вопрос проведение самой операции.
«И надо же такому случиться в самую последнюю минуту», — досадовал я.
Тут рядом со мной послышался голос Радла:
— Сделаем легко!
Как ни странно, уверенность вновь вернулась ко мне, а за несколько минут до назначенного времени взлета сирены прогудели отбой тревоги.
Мы бросились на летное поле, куда упало несколько бомб. Покрытие немного пострадало, но вся техника осталась невредимой. Можно было отправляться на задание, и все бегом устремились к машинам.
— По местам! — скомандовал я.
Итальянский генерал, судя по всему, уже начал сожалеть о своем обещании и брел к планеру скрепя сердце, но мне уже некогда было обращать на него внимание и беспокоиться о его душевном спокойствии. Итальянца я усадил впереди себя на узкое сиденье, на котором мы восседали как на лошади, тесно прижавшись друг к другу. В такой тесноте едва хватало места для оружия.
Мой взгляд упал на циферблат наручных часов. Они показывали уже тринадцать часов, и я подал сигнал к старту. Моторы взревели, самолеты покатились по полосе, и вот мы в воздухе!
Медленно, выписывая огромные круги, самолеты начали набирать высоту. Наконец вся цепочка планеров взяла курс на северо-восток. Погода для нашего предприятия казалась идеальной — громадные белые кучевые облака висели в небе на высоте трех километров, и если ветер не изменится, то мы могли подлететь к цели практически незаметно и прямо из туч неожиданно начать посадку.
В транспортном планере было ужасно жарко и тесно как в клетке — отсутствовала возможность даже пошевелиться. Внезапно я заметил, что сидящему сзади фельдфебелю стало плохо. На мой вопрос он признался, что съел практически весь провиант.
— Никто не знает, что с нами сегодня может приключиться, — в свое оправдание заметил фельдфебель.
Тут ему стало совсем худо, и его стошнило. Хорошо еще, что в пилотку, которую заботливо подставил сидевший сзади товарищ по оружию.
Итальянский генерал, сидевший впереди меня, стал совсем бледным, и цвет его лица почти сравнялся с серо-зеленой окраской его униформы. Похоже, что и он переносил полеты с трудом. Во всяком случае, они не доставляли ему удовольствия.
Пилот сообщил, как смог, координаты точки, над которой мы пролетели, и я сверил его показания с картой, по которой следил за точностью соблюдения маршрута полета. Мы шли как раз над городом Тиволи, но с борта планера пейзаж внизу разглядеть не представлялось возможным. Узкие и слепые пластиковые оконца и щели, которых в машине было предостаточно, не позволяли что-либо увидеть. Германский грузовой планер типа DFS-230 действительно являлся весьма воздушным, ведь его конструкция представляла собой пару образовывавших каркас стальных труб, обтянутых брезентом.
«Мы несколько поотстали в этом вопросе», — подумал я тогда, мысленно представив элегантную конструкцию алюминиевого фюзеляжа.
Чтобы набрать высоту три с половиной тысячи метров, нам пришлось пройти через огромное облако. На какие-то секунды все вокруг стало серым, перекрыв возможности обзора, но затем вновь показалось солнце — мы оказались над облаками. Не успел я порадоваться чистому небу, как пилот нашего самолета-буксира по бортовому телефону передал командиру моего планера сообщение:
— Самолетов номер один и номер два впереди не наблюдается. Кто берет командование на себя?
Новость, прямо скажем, оказалась не из приятных.
«Что могло случиться с двумя самолетами?» — подумал я, еще не зная, что сзади нас следуют не девять, а только семь машин.
Оказалось, что на старте два планера потерпели аварию, зацепившись за края воронок, оставшихся от разрывов бомб, и совсем не взлетели.