Секретная командировка

Вот, такая вот интересная ситуация. По мне – так Андрей сводил какие-то старые счеты с родным дядькой. Может, обижал Фома Башмаков племянника, или заставлял работать? Надо полагать, что народный суд примет справедливое решение, связанное с лишением свободы (тьфу ты, я уже начал думать штампами, как и положено советскому журналисту!).

Но сходить на суд и сделать отчет о заседании не удалось (а я уже и псевдоним придумал для очерка – «Неравнодушный»!), потому что в редакцию явилась девица лет двадцати, в красной косынке. Нет, конечно же, на ней была одежда, но я ее не рассмотрел, так как уставился на яркий головной убор. В красных косынках у нас щеголяли девчонки, записавшиеся в социалистический союз молодежи. Их и было-то не то две, не то три на весь уезд, но они выделялись.

– Мне бы товарища Аксенова! – строго сказала барышня, глядя на меня.

– Я Аксенов, – привстал я со стула. Видимо, сказывалась прежняя привычка вставать с места в присутствии женщины. – Слушаю вас внимательно!

Я специально выбрал бюрократический стиль общения, хотя сам его терпеть не мог. Хоть «тут», а хоть и «там», если входя в какой-то кабинет, слышал такую фразу, то появлялось желание стукнуть говорившего чем-нибудь тяжелым. Авось барышня обидится неласковому приему и уйдет.

Скорее всего, девушка решила попробовать свои силы на ниве журналистики и теперь начнет вытаскивать листы и листочки со своими «опусами» – требованием к волостным властями срочно замостить дорогу из пункта «А» в пункт «Б» или критика деятельности комбеда, члены которого не обращают внимания на изобилие кулаков, прячущих хлеб. Нет, вообще-то мы любим «письма с мест», под них в газете отведена половина третьей и часть четвертой полос, но сегодня мне некогда. Через четверть часа начинался суд над Башмаковым. К тому же, коль скоро барышня явилась к «товарищу Аксенову», скорее всего, ее отправил кто-нибудь из моих коллег, потому что обычный гражданин, приходя в редакцию, говорил – «а мне бы кого-нибудь», или – «а с кем мне можно поговорить»?

– Товарищ Аксенов, примите повестку и распишитесь в получении.

А, так это простая курьерша! Так они в редакцию постоянно прибегают, приносят всякие – разные бумаги, включая приглашения на заседания «губроучета», «губрнаркомуна», именуемые «повестками». Я оставил в протянутой самодельной тетрадке свою закорючку, изображавшую подпись, раскрыл повестку, сложенную пополам и едва не выругался. Оказывается, девица в красной косынке была не простым курьером, а курьером губчека, а в повестке, написанной почему-то от руки, тов. Аксенову предлагалось явиться сегодня по адресу Воскресенский проспект дом № 25, каб.2 к 16.00 к тов. Есину.

Стало быть, на заседание суда над Андреем Афанасьевичем я уже не успею, редакционное задание не выполню. Плохо, разумеется, вот только теперь у меня другая головная боль, поважнее. В конце – концов, решение суда можно узнать и в секретариате.

Товарищ Есин Николай Харитонович, как известно, был начальником Череповецкого губчека. Приехал к нам из Петрограда, «на укрепление». Скорее всего, из рабочих. Худого слова о нем сказать не могу, хорошего тоже, так как по работе мы с ним не пересекались. Я все больше с Сашкой Павловым, его заместителем, якшался, а в какие-то оперативно-следственные мероприятия чекисты нас не посвящали. Даже и не уверен, был ли в восемнадцатом году такой термин.

Хотя у меня был довольно-таки большой опыт общения с подобными структурами (да чего там ерундой страдать – я сам был частью этой структуры), но повестка слегка вывела из равновесия. Все-таки, в двадцать первом столетии повестка из ФСБ не воспринимается как нечто страшное, хотя предварительно мы стараемся созвониться. Если человек действительно нужен, то повестку ему не шлют. Позвонить в редакцию газеты невозможно технически. Я уже узнавал – на весь город всего двадцать номеров, уже разобранных разными учреждениями. Все-таки, Череповец одновременно и губернский, и уездный центр и всяких «шарашкиных контор» в нем много. Мы уже давненько просим, чтобы редакция получила собственный телефон, нам обещают, но приоритет отдается военным.

Стало быть, позвонить не могли. А так… Пришли бы, взяли под белы рученьки. Но перед Советской властью я ни в чем не провинился. Если подумать, то целый продотряд спас. Кузьма, не побоявшийся доложить начальнику продотдела о своем самоволии, решил искупить вину кровью и ушел на чехословацкий фронт. (Меня до сих пор удивляло такое название, но потихоньку начал привыкать.)

И еще меня утешало то, что в правом верхнем углу повестки имелась резолюция «Не возр.» и подпись «Тимох.». Стало быть, товарищ Есин, прежде чем пригласить меня на беседу, согласовал приглашение с Иваном Васильевичем Тимохиным. А почему? Единственная причина приглашения (если это приглашение, а не завуалированный приказ!), которая мне приходила в голову – это то, что меня могут пригласить на работу в Чрезвычайную комиссию.