Секретная командировка

Если бы я не знал, что Фирсов в недавнем прошлом трудился конторщиком сплавной конторы, он мог бы походить на карикатурный образ революционного матроса – бесхитростного, недисциплинированного, рубящего сплеча и режущего правду-матку в глаза всех и вся. Настоящие матросы, с кем довелось столкнуться, парни толковые и дисциплинированные, потому что на корабле по-другому никак.

– Не возражаю, – кивнул я. – Если мне товарищ Фирсов список составит кого в расход пустить, а еще письменный приказ отдаст, что он разрешает революционное законодательство нарушить, то с превеликим удовольствием.

– Аксенов, ты что такое несешь? – вытаращился замначальника. – Все списки контриков у тебя должны быть, я же знаю, что ты целую картотеку составил, а насчет стенки – это я к примеру сказал.

Списки у меня действительно были. Из живущих ныне в Череповце членов партии народной свободы (сокращенно ПНС), а более известная как партия кадетов – целых шесть человек, хотя в семнадцатом их было целых семьдесят, социал-революционеров – четырнадцать, из которых пятеро симпатизировали "правым", шесть октябристов (хотя можно ли их брать в расчет, если партия объявила о самороспуске?). Был еще «народный социалист», но он жил в уезде. Не так-то просто оказалось все сделать. У октябристов и кадетов фиксированного членства не было, соответственно, партбилетов никто не выписывал. Пришлось посидеть, полистать подшивки газеты «Голосъ Череповца» за 1910–1911 год, когда город готовился к выборам в Государственную Думу.

– Берешь ты своих ка́детов, да и ведешь в революционный трибунал, – не унимался Фирсов.

– А кого вы имеете в виду? – невинно поинтересовался я. – В Череповце есть кадеты, члены ПНС – партии народной свободы, есть пара мальчишек, они до семнадцатого года в кадетских корпусах обучались.

– Ладно, товарищи, прекратите препирательство, – вмешался Иван Васильевич Тимохин, являвшийся членом коллегии. – Володя… Владимир Иванович, – поправился он, – какие у вас версии преступления?

– Первое, разумеется, это профессиональная деятельность Николая, – начал я, заглядывая на всякий случай в заранее приготовленную шпаргалку. – Не исключено, что он перешел дорогу очень крупному барыге, и его убили, чтобы он не мешал или из мести.

– Почему крупному? – заинтересовался Фирсов.

– Ну, это мы еще уточним, – не стал я спорить и делиться соображениями. – Вторая версия, что Николая убили контрреволюционные элементы как сотрудника ВЧК из желания нанести урон нашему государству. Третья версия мне кажется сомнительной, но ее тоже отметать нельзя. Бытовая. Есть и другие. Например, что смерть Иваненко – чистая случайность.

– Иваненко – начальник отдела по борьбе со спекуляций. Стало быть, он имел доступ к материальным благам, имеет… имел большие возможности. Версию, что Николай спутался с преступным элементом, они могли что-то не поделить, его за это убили, вы не рассматривали? – спросил Есин.

Я вздохнул. Вот эту версию мне совсем не хотелось рассматривать, но придется. И впрямь, слаб человек.

– В данный момент на квартире Николая Иваненко проводится обыск. Если там окажется что-нибудь подозрительное – скажем так, вещи, нехарактерные для чекиста, мы будем рассматривать и эту версию.

– Что же, товарищи, – обвел взглядом присутствующих Есин. – Сколько времени мы дадим товарищу Аксенову на раскрытие преступления?

Я уже открыл рот, чтобы сказать, что мне нужно не меньше месяца, но меня никто не спросил.

Фирсов предлагал день, но все сошлись на трех днях.

– Что же, так и запишем. Начальнику отдела по борьбе с контрреволюцией дается три дня на раскрытие обстоятельств убийства товарища Иваненко. Все «за»? Если ни у кого нет вопросов, то заседание коллегии будем считать закрытым. Владимир Иванович, задержитесь на несколько минут.

Когда все ушли, Николай Харитонович спросил:

– Владимир Иванович, какая версия вам кажется самой правильной?

– Вот, честно вам отвечу – не знаю. В то, что Николай скурвился, верить не хочется. Если бытовуха – сомневаюсь. А если контра Кольку пришила, здесь проблема – в три дня точно не управлюсь. Придется всю агентуру на уши ставить, на это неделя, а то и две, уйдут. Кстати, вы не станете возражать, если я сам осмотрю служебный кабинете Николая? Есин кивнул, немного помолчал, посмотрел на портрет Карла Маркса, висевший на стене, перевел его на меня, потом опять на портрет.

– Что ж, если ты в три дня не уложишься, Владимир Иванович, придется нам делать так, как товарищ Фирсов сказал. Возьмем человек пять кадетов из твоего списка, правых эсеров. У тебя там еще кто-нибудь есть, из монархистов? Присовокупим человек десять спекулянтов, и в ревтрибунал. А он, как ты знаешь, с доказательствами вины заморачиваться не станет – ему нашей сопроводиловки хватит.

Ушел я в расстроенных чувствах. Бегло осмотрел кабинет Николая, но как водится, ничего не обнаружил, кроме шелухи от семечек. Пошел к себе, начал набрасывать план оперативных мероприятий, но получалось плохо. Не выдержав, решил отправиться в морг.