Когда мой кабинет опустел, я взял лист бумаги и карандаш, принявшись набрасывать схему. Что ж, пока все сходится. Еще сделал пару звонков. Теперь дождаться парней, которые должны подтвердить мои соображения. Вырисовывалось бытовое убийство, за которым стояла очень серьезная фигура. С этой фигурой, возможно, не то что мне – начальнику отдела по борьбе с контрреволюцией, но и председателю губисполкома не совладать! Итак, посмотрим.
Часа через два народ вернулся. Что ж, все подтвердилось. Приказав парням остаться в кабинете и не расходится, я пошел к своему начальнику.
– Значит, говорите, все замыкается на начальника подотдела военных заготовок и поставок товарища Петелина? – спросил Есин после моего доклада.
– Так точно. Петелин неоднократно бывал в Вологде, имеет доступ к продовольствию, привезенному из Архангельска. Я выяснил, что тушенка действительно поступала в распоряжение нашего военкомата, для добровольцев, уходивших на фронт. Военком подтвердил, что поступило двадцать десятифунтовых банок. Про шоколад спрашивал, он только заржал – мол, ты вроде не пьешь, какой шоколад? Продотдел подтвердил, что выделяли для подотдела подводы для доставки продовольствия – две штуки. Вопрос, для чего нужно две подводы, если консервы могла перевезти и одна?
Казалось бы, что нам какой-то подотдел? Увы и ах. В июне, когда была создана Череповецкая губерния, пооткрывалось столько отделов и подотделов, что скоро сами запутались, какой отдел и за что отвечает. Иван Васильевич Тимохин не родился губернатором, но вовремя осознал ошибки и начал потихонечку объединять отделы и подотделы. В результате появился Совет народного хозяйства, куда вошли все структуры, занимающиеся экономическими вопросами губернии. Но был там подотдел, который формально подчинялся Совету, но реально «замыкался» на всемогущий комиссариат продовольствия, комиссаром которого был товарищ Цюрупа. Тот самый, что стал организатором продотрядов, инициатор принятия введения в республике продовольственной диктатуры.
Вопрос обеспечения граждан продовольствием даже в высокоразвитых странах очень важен. А что говорить про восемнадцатый год? Так что наркомат продовольствия на сей день – один из важнейших. И как ни крути, Цюрупа – член правительства, а наш начальник, Феликс Эдмундович, только председатель Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем при правительстве.
Подотдел военных заготовок и поставок отвечает за снабжение Красной армии. У Петелина есть персональная бричка с личным водителем (или все-таки с извозчиком?), телефон в квартире (кроме него аппараты только у Тимохина, да у губвоенкома Королева, даже у Есина нет). А бричкой в минувшую ночь Петелин пользовался самолично, без шофера (тьфу ты, без водителя кобылы).
Но если окажется, что Петелин чист, как ангел (а я такого пока не могу исключать), нам придется плохо. Расстрелять или в тюрьму посадить, такого не будет, но…
– Николай Харитонович, возможно, Петелин убил Иванько из ревности, – сказал я. – Предположим, у Николая началась связь с его женой, та угостила его ужином, а муж застал их и застрелил. Получается, нет ни контрреволюции, ни спекуляции.
– Контрреволюция уже в том, Володя, что Петелин в одиночку тушенку жрал, – грустно сказал Есин, впервые назвав меня просто по имени и на ты. – И подвода с консервами не туда ушла. Правильно?
Я кивнул, а потом предложил:
– Давайте, Николай Харитонович, я личную инициативу проявлю. Арестую товарища Петелина, обыск у него проведу, допрошу. Если он не виновен, вы не при чем. Эксцесс исполнителя, скажем так. Я даже мандат подделаю от вашего имени.
Бах! Тяжелый кулак Есина ударился по столу так, что во все стороны полетели карандаши, а крышечка чернильницы жалобно звякнула.
– Владимир Иванович, ты меня за последнюю сволочь держишь? Думаешь, я своего лучшего работника подставлю? Может, я на фронте и не был, как ты, но своих боевых товарищей бросать не привык! Я в январе пятого года в Питере казачьей нагайки отведал, шрам показать? А потом на баррикадах был! Меня в «Крестах» тюремщики сапогами пинали, думал помру! Понял?
Есину стало стыдно за вспышку. Вытащив из пачки папиросу, попытался ее прикурить, но руки тряслись. Сломав три папиросы (да, а откуда у нашего начальника папиросы, если у всех пайковая махорка?), закурил-таки.
Я ни разу не видел своего начальника разгневанным. И мне стало немножко стыдно. Наверное, стоило без доклада ехать к Петелину, задерживать его, а потом поставить начгубчека перед свершившимся фактом. Но здесь у меня сработал намертво вбитый рефлекс – самодеятельность в нашем деле недопустима, равно как и границы имеющихся у тебя полномочий.
– Простите, Владимир Иванович, вспылил. Решил, что Аксенов желает быть в белом, а я в дерьме.
– Поверьте, Николай Харитонович, у Аксенова здесь чисто шкурные интересы, – усмехнулся я и, глядя в слегка удивленные глаза начальника, пояснил. – Если мы вместе пойдем брать Петелина, а окажется, что он не при делах, будет плохо обоим. Если пойду один я, то вы меня потом отмажете, правда?