Светящийся медальон-отражатель я повесила себе на шею, в опустевший пакет положила сумку со всем содержимым, дважды завернула край и сунула сверток под мышку. Правда, это оказалось неудобно, и я переложила куль на левую руку, как спеленутого младенца.
Теперь голова моя не мерзла и правая рука освободилась, так что я могла балансировать на ходу, однако не могу сказать, что идти стало намного легче. Ветер некстати сменился, сделался встречным, и мне приходилось щуриться. Лицо замерзло, и кожа на нем натянулась, как на барабане. Впрочем, мне бы до дома добежать, а там я разморожусь!
На ходу дожевывая бутерброд с сосиской, Петя Мобиль выдвинулся из ворот, прикрыл за собой прорезанную в металле дверцу и закрыл ее на ключ. Проглотил сосисочно-булочную жвачку, натянул до самых глаз вязаную шапку и огляделся по сторонам.
Видимость в условиях разгулявшейся снежной бури была плохой. В пяти шагах от себя Петя уже не мог рассмотреть ничего и потому невысоко оценил свои шансы толком разглядеть экипировку и половую принадлежность редких пешеходов. Петю интересовали исключительно бабы в цветных шубах. Ту зловредную тетку, которая исподтишка сфотографировала хоронящегося от чужих взглядов Петиного босса, он уже видел во сне, но наяву подлая баба не попалась ему ни разу. Как сквозь землю провалилась!
– Если долго мучиться, что-нибудь получится! – процитировал Петя в утешение самому себе.
Он шел, пригнувшись под ветром, но не забывая посматривать по сторонам – не шмыгнет ли мимо какая-никакая пестрая шкура? Удержавшись от того, чтобы рухнуть на спину прошуршавшей мимо трехцветной кошке, Петя проследовал на свой наблюдательный пост. В качестве такового вот уже три ненастных вечера подряд использовался старый «Москвич-406», стоящий на вечном приколе у подъезда одного из домов. Автомобильный антиквариат хорошо сохранился, все стекла в маленьких окошках были целы, а дверцы достаточно плотно закрывались, чтобы укрыть находящегося внутри Петю от снегопада и порывов холодного ветра. За это Перпетуум Васильевич испытывал к «Москвичу-406» нечто вроде благодарности и даже начал воспринимать машину как одушевленное существо.
– Между нами, Мобилями, говоря, сомневаюсь я, что она появится, – доверительно признался Петя «Москвичу». – В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, кто же добровольно пойдет мерзнуть на ветру? Она же, баба эта, небось не дура! Была бы дура, давно уже попалась бы, а она, вишь, хоронится где-то! Чувствует, должно быть, что за ней охота идет!
Петя шумно шмыгнул носом, сунул озябшие руки под мышки, а нос опустил в поднятый воротник свитера и замер, экономя тепло. В этот момент живыми и подвижными оставались только Петины маленькие серые глазки. Они-то и заметались, точно две вспугнутых мышки, когда прямо у капота «Москвича» из крутящихся белых хлопьев материализовалась корявая снегурочка в бело-рыжем тулупе.
– Е-твое! – хриплым голосом воскликнул Петя, поспешно выпрастывая руки и нащупывая ими ледяную защелку на дверце.
Он вывалился из автомобиля на заснеженную клумбу, вытянул вперед руки, скрюченные от желания свернуть мерзавке шею, и, пошатываясь на закоченевших от долгой неподвижности ногах, походкой ожившего мертвеца с ускорением двинулся напролом сквозь густую белую пелену.
Шагов человека, который уже какое-то время бежал следом за мной, я за воем ветра не расслышала. Потому и не успела испугаться, когда меня вдруг сзади сильно дернули за полу шубы, развернули на девяносто градусов и в снежном вихре перед моими сощуренными глазами нарисовалось бледное пятно чьей-то широкой морды. Честно говоря, я даже не сразу поняла, что это человеческое лицо, так оно было похоже на бледную рожу снежной бабы, погубленной мной с минуту назад!
И ударила я нападавшего вовсе не нарочно, это само собой получилось: моя правая рука, которую я на ходу тянула вперед, чтобы еще раз не врезаться в какое-нибудь твердое препятствие вроде столба, с разворота двинула снеговика по плечу. Он потерял равновесие и начал падать – неспешно, красиво, как в кино при замедленной съемке. Я не стала извиняться: ну, свалился он, так это погода такая, гололед, почва неровная!
– То канава, то яма! – в качестве оправдания прокричала я падающему снежному человеку, даже не подумав остановиться.
До моего дома оставалось не больше десяти метров. Я пригнулась, ускорилась, в клубах снега ворвалась в подъезд и без остановки взлетела по ступенькам на второй этаж, осыпав снежной пылью прикорнувшего на соседском коврике рыжего котяру. Котофан недовольно мявкнул, поднялся и нагло полез мордой в мой пакет, который я поставила на пол и развернула, чтобы добраться до ключей в сумке. Отпихнув рыжего нахала, я открыла дверь, вошла в квартиру, закрылась на два замка и только после этого обессиленно опустилась на коврик в прихожей.
Уф-ф-ф! Как же я устала!