Секретная миссия в Париже. Граф Игнатьев против немецкой разведки в 1915–1917 гг.

Председатель комиссии полковник Кривенко[125] докладывал в Петроград, что ею было проверена деятельность девяти разведывательных организаций из тринадцати, действовавших в Европе под руководством П. Игнатьева в период с 1 мая по 1 августа 1917 года. В докладе в Центр полковник Кривенко писал, что комиссия ставила перед собой задачу выяснить «правдивость, правдоподобность или хотя бы только теоретическую возможность тех или иных перегруппировок и перевозок сил противника», о которых сообщалось в агентурных донесениях.

Комиссия задалась также целью дать оценку своевременности направления П. Игнатьевым агентурных сообщений в Центр, проанализировав только данные в отношении германских войск, поскольку сведений по Австро-Венгрии в ее распоряжении не имелось. Комиссия пришла к следующим выводам.

Из 324 направленных в Россию телеграфных сообщений признаны: ценными — 38, запоздалыми — 17, бесполезными — 87, несерьезными — 28, неверными — 154. Всего, по мнению комиссии, удовлетворяющими задачам, возлагаемыми на бюро, являются 38 донесений, не удовлетворяющими — 286. Иными словами, почти половина сведений, поступивших от русской военной разведки в Европе, были расценены как дезинформация, следовательно, бюро П. Игнатьева работало впустую.

Столь ничтожный процент удовлетворительных сведений комиссия признала «фактом, свидетельствующим о серьезных недочетах в организации и деятельности названного бюро». Она пришла к заключению, что работа Русского бюро является неудовлетворительной, однако предложила его сохранить, но при условии коренной реорганизации и подчинения Военному представителю Временного правительства при французских армиях.

Председатель комиссии полковник В.В. Кривенко попытался заручиться поддержкой Главного управления Генерального штаба и 26 сентября направил соответствующее личное послание помощнику 2-го обер-квартирмейстера генерал-майору П. Рябико-ву. Однако в ГУГШ без труда раскусили весьма прозрачное желание генерала М. Занкевича переподчинить себе всю военную разведку в Европе и не согласились с ее выводами. ГУГШ ГШ провел собственный тщательный анализ каждого поступившего из Парижа агентурного сообщения и пришел к совершенно иным выводам.

В заключении этого органа указывалось, что всего в период со 2 августа по 3 октября 1917 года из Парижа было получено 198 донесений. ГУГШ ГШ провел их выборочную проверку. Всего было оценено 50 сообщений. Оценки распределились следующим образом: правдоподобно — 6, возможно — 18, вероятно — 7, маловероятно — 3, невероятно — 1, неверно — 1, данных для оценки нет — 14. В дальнейшим, в связи с поступлением сведений из других источников, некоторые оценки были изменены в более положительную сторону.

При этом наиболее часто фигурировали донесения «от серьезного источника» организации «Гаврилова», «от весьма серьезного источника» его же организации, «серьезного источника» «Африканской» организации, «весьма серьезного турецкого источника» организации № 6, «польского источника», «от серьезного источника организации «Линде» и т. п. Иными словами, непредвзятая оценка ГУГШ ГШ значительно отличалась от выводов комиссии В. Кривенко.

Как бы там ни было, этот инцидент привел к тому, что в Русском отделении Межсоюзнического бюро 1 августа 1917 года появилось досье на самого полковника В. Кривенко. Конечно, это отнюдь не добавляло сердечности в отношениях членов русской военной миссии вообще, способствовало развитию интриганства, а после Октября 1917 года и подавно.

Почему был такой пристрастный его подход к оценке информации П. Игнатьева? Мы уже говорили в начале главы, что это было связано с поражениями Русской армии летом 1917 года. Как водится в таких случаях, в этом повинны в первую очередь разведчики, а не военачальники и политики. Поражение требовало найти виновных. Если их нет, виновных надо назначить. Павел Игнатьев не мог не стать одним из них: еще бы, он был направлен в Париж лично императором Николаем II. Сам премьер А. Керенский в ту пору подумывал об организации судебного процесса по делу свергнутого монарха, на котором он выступил бы не в своей роли присяжного поверенного, а в качестве государственного обвинителя.

У всех лиц, в той или иной степени причастных к разведке, вдруг открылись глаза на ее важность и необходимость. Те, кто еще в мае 1917 года утверждал, что служба П. Игнатьева удовлетворяет предъявляемым к ней требованиям, после работы комиссии В. Кривенко изменили свое мнение на противоположное. Стали раздаваться голоса о том, что русскую военную разведку в Европе следует либо совсем прикрыть, либо коренным образом